Итальянский сатирик, актёр, драматург, сценограф, руководитель театра и почётный мим всенародного колледжа шутов и паяцев содержит указательный палец правой руки в броуновском репертуаре. Пока он на сцене, он тычет в меня, в тебя, в себя, налево, направо. Он тычет вперёд и назад, в землю и в небо. За указательным пальцем раздуваются уши. Двойной подбородок вырастает в тройной. Он тычет в пол, потолок, во что-нибудь тычет. При этом говорит, говорит, говорит. Тепловое бурление слов вулканирует в зал. Смехолава накрывает мозги, а следом и души. Зал давится в коликах, корчится в рожах. Хрипит, улюлюкает, горланит, скворчит. И хлопает, хлопает, хлопает... В теории случайных процессов это бурление называется гений. А на практике — всё тот же мальчишка, который кричит: «А король-то, граждане, голый! Не видите? Голый!» Да, да, кричит и сейчас. В свои 83.

Герта Мюллер выросла в деревеньке на востоке Европы, в немецком анклаве в Румынии, где после 1945 г. больше молчали, чем говорили. О себе она пишет, что происходит из крестьян. Что еще сказать, какие слова найти? Детство прошло при социализме 50-х гг.: «в сознание въелось чувство страха». Но именно оно давало жизненную энергию — когда-нибудь литературоведение найдет ответ на вопрос, как из молчания вырос ее строгий и красивый язык. А она, сама будучи строгой и красивой женщиной, пишет: «Мы скорее слушали глазами, нежели ушами. Возникла приятная тугоподвижность мысли, растянутая во времени тяжесть вещей, о которых мы думали. Такую тяжесть в словах передать не просто, ведь они не стоят на месте».

8 октября мы узнали имя нового лауреата Нобелевской премии по литературе. С решениями Нобелевского комитета в этой области считается хорошим тоном не соглашаться, но лауреаты последних лет — Дорис Лессинг и Жан-Мари Гюстав Леклезио — принадлежат к числу моих любимых писателей. Я читал лишь несколько переведенных на русский язык текстов лауреата этого года, Герты Мюллер, и они показались мне в высшей степени интересными. Одна из главных тем Мюллер — послевоенные судьбы немецкого меньшинства Румынии. Говорит литературный критик Зигрит Лёффель.

Орхан Памук:Я очень рад быть здесь, в России, я приехал сюда впервые. Я приехал, чтобы представить свою книгу «Стамбул: город воспоминаний». Приятно, что на встречу пришло столько людей. Изначально эта книга была задумана как книга о Стамбуле, но получилась автобиография. От семи до двадцати лет я мечтал стать художником. В четырнадцать, пятнадцать лет я часто выходил на улицы Стамбула и фотографировал — потом по этим фотографиям я старался сделать какие-то наброски, зарисовки. Но когда мне было 22 года, я внезапно, неожиданно для себя, решил стать писателем и начал писать художественную прозу. К 35 годам я стал известен как писатель. Многие спрашивали меня, почему я перестал рисовать и начал писать. Я понял, что не могу ответить на этот вопрос одной фразой. Книга «Стамбул: город воспоминаний» — мой ответ на этот вопрос. Мне понадобилось написать целую книгу, чтобы объяснить, почему я бросил рисование и стал писателем. Многие писатели меняли страны, языки: Конрад, Набоков, Найпол. Я отношусь к тем писателям, которые всю жизнь живут в одном доме, на одной улице, в одном городе — и пытаются писать об этом. Я живу в одном и том же районе Стамбула всю мою жизнь.

Специалист по немецкой литературе из Ливерпульского университета Лин Марвен о лауреате Нобелевской премии по литературе 2009 года.

«Книги о трудных временах часто воспринимаются как свидетельство. Мои книги, конечно, тоже о трудных временах: об отнятых диктатурой жизнях, о быте немецкого меньшинства — сплотившегося, чтобы отгородиться от внешнего мира, но внутри себя автократического — и его последующим исчезновении в результате эмиграции в Германию. Таким образом, для многих мои книги представляют собой свидетельство. Но мне не кажется, что когда я что-то пишу, я выступаю свидетелем. Я училась писать среди молчания и храня молчание. Именно оттуда всё и началось» (Герта Мюллер, Kann Literatur Zeugnis ablegen? [2002]).