Приветствуем вас в клубе любителей качественной серьезной литературы. Мы собираем информацию по Нобелевским лауреатам, обсуждаем достойных писателей, следим за новинками, пишем рецензии и отзывы.

Антагония. Луис Гойтисоло

Antagony. Luis Goytisolo. Translated Brendan Riley

Клод Симон называл «Антагонию» в числе важнейших книг XX-го века. Луис Гойтисоло задумывал как единую книгу, но первоначально произведение публиковалось как четыре отдельных романа. Исследователи видели в романе влияние Лоренса Даррелла, Пруста и Джойса. Но и без Музиля, пожалуй, тетралогия могла быть другой.

Первый роман «Пересчет» - самый сложный и длинный. Гойтисоло, будучи в молодости марксистом пробовал писать произведения в духе социалистического реализма. Но именно «Антагония» наиболее полно раскрыла его модернистский талант, разделив творчество автора на до и после. «Пересчет» - роман воспитания, мы видим молодого человека Рауля — альтер-эго автора, повторяющего вехи жизни самого писателя, его увлечение марксизмом, вступление в коммунистическую партию, затем крах иллюзий, тюрьма за политические взгляды во время франкизма, ведь на дворе 40-е. Получив религиозное консервативное воспитание, герой пускается в бурные перипетии молодой жизни, когда гормоны играют, гендер размыт, тебе и море по колено и хочется менять всё вокруг, дабы твой юношеский максимализм нашел выход. Рауль спорит с друзьями о политике, и здесь Гойтисоло сближает роман с «Волшебной горой» Манна (кто не помнит великолепные споры Сеттембрини и Нафты) и «Человеком без свойств» Музиля, где воссоздавалась «параллельная акция» для изменения мира. Гойтисоло рисует портрет постреволюционного франкистского общества, где главенствующая роль у интеллектуалов левого толка отводилась Карлу Марксу и его социально-экономической теории отчуждения и Ролану Барту с лингвистическим методом, для натурализации правящим классом социальных мифов с целью массового потребления, за которой следует предложенный им процесс «демификации», разоблачающей корыстные намерения социальных мифов. Но юношеские иллюзии Рауля быстро утрачиваются и приходится вернуться на землю, во взрослую жизнь с карьерой юриста и попытками строительства семьи.

Вторая книга менее радикальна и более понятна, хотя по-прежнему Гойтисоло может отступить, чтобы преподать нам урок истории Каталонии и Испании или прочитать целый трактат об оргазмах, но рисунок у читателя четче, и здесь мы видим повзрослевшего Рауля, перебравшегося вместе с женой на прибрежный курорт Лас-Росас. Герой начинает писать свой роман, о чем мечтал в юношестве, и порой нелегко понять, кто рассказывает автор или его альтер-эго Рикардо. И здесь траектория движения протагониста напоминает историю Курца из «Сердца тьмы». Но прежде читатель проникается историей яркого, но мимолетного романа Рауля с кузиной Матильдой Морель.

И именно она в третьей книге - главный рассказчик. Матильда рассказывает о своих многочисленных сексуальных партнерах, о своем романе (ничего не напоминает? по сути мы видим женского двойника Рауля), который пишет. Но всё же самым главным и ярким впечатлением юности был именно то приключение с Раулем. Гойтисоло, обеспокоенный судьбой романа и автора, начинает вводить нас в природу творца произведений, и, конечно, дает нам заглянуть в замочную скважину, чтобы хоть на минутку почувствовать себя писателем, погрузившись в историю «Миланского эдикта», произведения Матильды.

Четвертое произведение — это и долгожданный роман Рауля и исследование о природе письма, взаимодействия читателя и писателя. Именно здесь Гойтисоло говорит, что чтение и письмо схожи по природе. Творческий акт читателя — по сути акт творца, создателя. И тот смысл, что вкладывает автор в произведение, может разительно отличаться от прочитанного другими. И именно читатель оживляет текст, рисуя взаимосвязи как со своим читательским бэкграундом, опытом, взаимодействуя и споря с автором по мере продвижения творческого акта:

И подобно тому, как конечный смысл художественного произведения нужно искать не в тексте, ни в авторе, а в отношении, связывающем произведение с тем и другим, так и оживляется отношение, посредством которого произведение оживает, в то же время оно освещает фигуру автора так же, как и читателя, аналогичным образом и наше отношение познания по отношению к человеку и миру, в котором он живет.

Что ж, Гойтисоло всё объяснил, а соглашаться или нет, наша, читательская роль.

 

There are 2 Comments

Спасибо за интересный отзыв. Насколько я понимаю, книга не переводилась на русский? Я не знал, что Ролан Барт имел такое влияние по всей Европе, мне всегда казалось, что он был представителем узкой интеллектуальной традиции, так называемой континентальной философии, как и прочие структуралисты. И вообще мне представлялось, что структуралисты неплохо все описывали по горячим следам, а вот сами сотворить историю (в отличие от марксистов) не смогли. Хотя наш автор Смулянский пишет, что все было гораздо сложнее и интереснее. Тем не менее вы сообщаете, что идеи Барта взяли на вооружение, насколько я понимаю, на уровне общественного строительства.  

Про Барта я взял отсюда: https://www.cambridge.org/core/books/abs/companion-to-the-twentiethcentury-spanish-novel/novels-of-luis-martinsantos-and-juan-goytisolo/92593DCA3E88A203D5C88DD86854ADFB

Но в испанской литературе я не впервые встречаю мификацию/демификацию. Роман "Законы границы" Серкаса построен на этом.