noblit.ru
Роман «Поправки» прославил американского писателя Джонатана Франзена, превратив в звезду мировой литературы. В своей книге он с предельным накалом изобразил конфликты современной американской семьи на рубеже тысячелетий. Это не политический триллер и не шпионский боевик, но, начиная с определенного момента, читатель с огромным напряжением начинает следить за каждой репликой персонажей, ожидая взрыва. Мы буквально видим это белое каление, до которого Франзен доводит противоречия между поколениями. На дворе конец 90-х, Америка на подъеме, никаких эпидемий, голода или войны. Но где же счастье? В американских семьях его нет. Современный американец – это слишком привередливая машина желаний, упростить которую мешает ее чрезвычайно большое упрямство.
Мы будем наблюдать за перипетиями взаимоотношений семьи Среднего Запада из пяти человек – пожилой четы Альфреда и Инид Ламбертов, и их троих детей – банковского служащего Гари, уволенного преподавателя Чипа и шеф-повара Дениз. Пожилые Альфред и Инид живут одни в своем доме в городе Сент-Джуде (по всей видимости, вымышленном), потому что взрослые дети уехали на восток страны. Альфред проработал всю жизнь на местной железной дороге, которая обслуживала сотни маленьких городков в западном Канзасе и в западной и центральной Небраске. В последние годы он возглавлял технический отдел и добился полного повиновения подчиненных. Потом компанию приобрели лихие бизнесмены из другого города, Альфреду тогда оставалось немного до пенсии. Новое руководство предложило ему переехать и доработать пару лет. Если бы Альфред согласился, его нынешняя пенсия была бы вдвое выше, но он в последний момент отказался и ушел из компании досрочно. Жена Инид объяснила эту загадку всегдашним упрямством мужа, и лишь в самом конце книги мы узнаем причину его поступка.
Сейчас пара по американским меркам живет небогато. Альфред скорее работяга, чем ловкий делец. Благодаря оброненной им внутренней информации о слиянии железнодорожной компании его сосед разбогател, а сам Альфред никакой ощутимой выгоды не получил. У Инид, правда, есть небольшое наследство и, учитывая проценты, кое-какой доход есть. Тем не менее тратить деньги пара не привыкла, тем более на себя. Если они что-то приобретают, то согласовывают покупку вместе. Все бы хорошо, но дом понемногу приходит в негодность, и самое главное портится здоровье Альфреда. У него диагностировали болезнь Паркинсона, и ее симптомы видны уже невооруженным глазом, потому что у Альфреда трясутся конечности. Чувствует он себя ровно посередине. Чуть лучше и был бы рай, чуть хуже – был бы ад. Сейчас у него нет никаких интересов, разве что нанести визит детям. Франзен называет жизнь пары «подпольем», и говорит, что так живут по всей стране.
Альфред и Инид предпринимают поездку в Нью-Йорк к сыну Чипперту, которого Франзен чаще называет Чипом. По мнению родителей, у сына все прекрасно, ведь он устроился в престижную газету «Уолл стрит джорнал». На самом деле, никаких успехов у Чипа нет и он по большому счету неудачник. Он согласился с тем, что в Америке можно преуспеть, не зарабатывая больших денег. Учился он всегда хорошо, поэтому, не имея предпринимательской хватки, выбрал академическую карьеру. Не так давно он был преподавателем в некоем Д-ском университете в Коннектикуте и все шло к тому, что он получит постоянную должность. Но он вступил в связь со студенткой, это стало известно, и Чипа просто выгнали. Он вообще слаб по части женского пола, и единственная молодая красивая женщина, на которую он не смотрит с вожделением, это его сестра. Он настолько почитает противоположный пол, что готов признать экзистенциальную вину мужчин перед женщинами. По этой причине с первой подругой он был ангелом, помогал ей с диссертацией и делал всю работу по дому. Увы, это не спасло пару от разрыва. На занятиях в Д-ском университете Чип учил студентов ненавидеть рекламу, критиковать массовую культуру и желание людей заработать любой ценой. Но, кажется, переубедить их он так и не смог. Отец, человек другого поколения, всегда наставлял его, что нужно приносить обществу пользу. Чип как раз считал, что критика современного общества, пусть и совершенно безрезультатная, по-своему похожа на служение. Но оказалось так, что в бездушие капитализма его студенты не верят. Похоже, что наоборот студенты скорее пошатнут его уверенность и убедят в том, что безудержное потребление прекрасно. Наверное, мы будем недалеки от истины, если скажем, что Чип ненавидит деньги. Мир товаров, которые необходимо покупать, представляется ему одним сплошным оскорблением. Чип не алчен и не завистлив, но мир каждую секунду продолжает доказывать ему, что без денег он не человек. Поэтому превращать Чипа в духовного аскета мы тоже не будем: вид пачки долларов его реально возбуждает. Хоть мы и говорили только, что он порядочен, а все же он украл девять долларов в баре. Возвращать их он не спешил и прямо заявил: такой уж я человек и тем хуже для вас.
Чип в общем-то признает, что он полный неудачник. В Америке наблюдается продолжительный экономический бум, открываются безграничные возможности, а он ими так и не воспользовался. Любой человек мог взять кредит, купить акции и получить прибыль, потому что акции росли быстрее. Даже вчерашние выскочки из пригородов Нью-Джерси сегодня шьют себе костюмы на заказ и надевают дорогие очки. А чем занимался он? Чип здоров как бык и ни на что не способен. Ни довести сценарий до ума не может, ни флиртовать с девушками, ни даже отдохнуть. Вот бы заболеть сейчас, сохранив избыток здоровья до того дня, когда он сможет себя реализовать по-настоящему! Понимание того, что он никчемен, просто угнетает. Интеллектуального титана из него тоже не выйдет, потому что женские ноги он ценит гораздо выше идей Адорно, хотя когда-то зачитывался авторами, разбирающими послекапиталистическое устройство общества. Кажется, Чип и в семь лет подозревал, что бесполезность существования будет томить его всю жизнь.
Его матери только послышалось, что Чип пишет для «Уолл стрит джорнал». В действительности издание называется «Уоррен стрит джорнал», да и то гонораров Чип не получает, а темы его текстов посвящены трансгрессивному искусству, то есть тому, что вряд ли поняла и приняла бы его консервативная мать. Зарабатывает Чип тем, что на неполной ставке вычитывает документы в одной юридической фирме. Правда, он пишет киносценарий и рассчитывает на успех. Разумеется, никакой сенсации его текст не производит даже в глазах продюсера, вдобавок и сам он понимает, что работа нуждается в поправках. У него нет никакой уверенности в себе, особенно на фоне брата-банкира и сестры-шеф-повара. Когда-то он мог позволить себе эпатировать общественность, но те дни прошли. Все меньше поводов у него вообще считать себя дееспособной особью мужского пола. Он должен сестре больше двадцати тысяч долларов и периодически попивает транквилизатор ксанакс.
И вот Чип, который будет вынужден разрушить иллюзии родителей, встречает их в аэропорту. Те, выходцы со Среднего Запада, в мегаполисе выглядят запуганными, но Чипу они представляются палачами. Отца он всегда считал горластым тираном, склонным к рукоприкладству. В аэропорту отец и сегодня выглядит здоровым, даже величавым, похожим на полярного медведя, но позже на семейном обеде станет понятно, что болезнь сильно ослабила его. Удержать вилку в руке и спокойно поесть для него вызов. Всю жизнь он был ответственным и поддерживал самодисциплину, а теперь ему не повинуются собственные руки. Его реальность распадается, он не понимает суеты жизни вокруг и все глубже погружается в некую безжизненную почву, становясь ближе к земле. Вероятно, этим и объясняется то, что в последние годы в родном доме он большей частью проводил время в подвале.
Чип на семейном обеде, когда приехали родители, не присутствовал. Он хотел срочно принести исправленную версию своего сценария продюсеру, так что покинул дом. Но окажется, что покинет он не просто дом, а саму Америку и отправится в Литву. В кабинете своего продюсера он познакомится с мужем своей любовницы литовцем Гитанасом Мизевичюсом. Гитанас бывший политик, а ныне коммерсант-аферист, и он много нехорошего скажет как о США, так и о России. Из его слов мы узнаем, что 1990-е в Литве были не лучше, чем в России. Гитанас упомянет наш августовский дефолт, но на злорадство сил не хватит, потому что Литва от этого ничего не выиграла. Экономика страны была развалена. По требованию Всемирного банка была объявлена приватизация, и все мало-мальски значимые предприятия были скуплены. Что собственно литовского осталось в Литве? Да, жить стало чуть получше, на прилавках появилась еда и теперь реже отключали свет, но страна была распродана – ни порта, ни авиалиний, ни телефонной связи. Все стало не литовским, а американским. Гитанас говорит об этом так: была оттепель, стала гниль. И добавляет, что Бродский, который утверждал, что «свежая рыба воняет всегда, а мороженая – только тая», до этого не дожил.
Впрочем, ненависть Литвы к СССР у Франзена сильнее. В «Поправках» описан эпизод, когда в советские годы из Белоруссии в Литву были поставлены радиоактивные бетонные блоки. Сначала все выглядело так, будто в Белоруссии не знали об их радиоактивности. Однако при Горбачеве были рассекречены архивы, из которых стало ясно, что в бетон намеренно помещали радиоактивные материалы, считая, что это будет безопасно. Литовцы восприняли это как желание советских властей просто убить их. Легко проверить эти факты по интернету не получилось. По запросу «радиоактивный бетон в Литве поставленный из Белоруссии СССР» поисковики выдают информацию только о проекте построить в Литве радиоактивный могильник. Так что не исключено, что в этом во всех отношениях замечательном романе мы имеем дело с клеветой. Правда, президент Литвы по фамилии Виткунас, очевидно, тоже вымышлен. Но одно дело придумать имя, а другое обвинять страну в уничтожении другого народа. Отметим разве только то, что отношение к происходящему у Гитанаса не однозначное. Когда он был диссидентом-антисоветчиком, все было понятно. А теперь с обретением так называемого суверенитета ситуация сильно осложнилась. Можно требовать у России репараций, но разве литовцы в годы войны не уничтожали евреев? Заслуживают ли они тогда компенсации? Да и у кого в России ее требовать? Сейчас там у власти те, кто сами выступали против советской власти и по-своему сами нуждаются в репарациях.
Так или иначе, обозленный и на Америку, и на СССР Гитанас придумал новый план и предлагает Чипу сотрудничать. Он хочет предложить инвесторам покупку того, что еще осталось в Литве, а именно песка и гравия, а также побудить просто вкладываться в страну. При этом он намерен чрезвычайно потешить эго этих инвесторов, обещая называть улицы и парки страны их именами, в зависимости от объема инвестиций. За более крупные деньги предусмотрено размещение портрета спонсора в Национальной галерее, а также название небольшого города его именем. Это чисто мошенническая схема, но Гитанас ее оправдывает: вы, американцы, забрали себе все достояние моей страны, вы установили правила, по которым мы не живем, а умираем, тогда почему я должен уважать эти правила? В общем, Франзен на страницах своего романа дает без всякой иронии высказаться ненавистникам Америки. Но удивительно даже не это. Удивительно то, что американцы действительно начинают массово слать деньги. Кто-то, может, и посмеялся бы над очевидной аферой, но американцы серьезны и не смеются. Это характеризует их больше, чем самого Гитанаса. Чипа все это не смущает, и он хватается за возможность привнести в свою жизнь что-то новое. Он занимается сайтом для компании Гитанаса, где хочет выставить выбранный Литвой путь свободного рынка как гарантию прибыли для инвесторов. Чип идет на откровенную ложь, когда эффектно пытается противопоставить «коммунистический» и «капиталистический» Вильнюс на фотографиях. «Коммунистический» выглядит обшарпанным и побитым, а вот «капиталистический» играет красками достатка. Правда, Чип умолчал, что во втором случае позаимствовал фотографии из Дании. Удивительно, но в этом царстве фантазии и фальсификации Чип действитльно обрел себя. Впрочем, иллюзий он не испытывает. С его точки Америка и Литва одинаковы в том, что в обеих странах меньшинство подавляет большинство. Различается разве что характер этого подавления. Но вслед за Гитанасом Чип считает, что литовцы заслуживают большего сочувствия, чем американские инвесторы. Брат за такие взгляды обзывает его большевиком.
Сказать, что у других детей Альфреда и Инид нет проблем, тоже нельзя. Их сын Гари на фоне неудачника Чипа может показаться счастливчиком, но в действительности дела у него обстоят не лучше. У него неплохая работа в банке, но в семье с тремя детьми царит просто кошмар. Именно с большой семьей он связывал свое счастье, но все пошло прахом. Когда-то он восхищался решительностью жены и тем, что она так отличалась от его родителей. Он даже собирал ее высказывания, черпая в них силу и уверенность. Но сейчас, годы спустя, Гари уже на пределе, он физически ощущает нейрофизиологическую работу своего мозга и чувствует, что скатывается в депрессию. Его единственная отдушина – это работа, он даже подумывает перейти на 50-часовую рабочую неделю, чтобы меньше бывать дома. Но этому решению мешают два обстоятельства. Во-первых, у него не настолько много работы, чтобы продлевать рабочий день, а во-вторых, именно так в свое время поступил его отец. Гари считает это ловушкой, и к тому же он меньше всего хочет быть похожим на отца.
Сейчас его актуальные проблемы пребывают на разных планах. На ближнем плане находится нежелание его жены Кэролайн поехать всей семьей на Рождество к его родителям в Сент-Джуд. Этот рождественский вопрос доводит пару до криков и истерики. А на дальнем плане проблем у Гари все более устойчивое ощущение неизбежности собственной смерти и бессмысленности попыток что-либо унести по ту сторону гроба. Его жизнь – этот короткие антракты между постоянно повторяющимися сценами. Впрочем, понять свое превосходство над провинциалами ему это не мешает. Он недоумевает над тем, как жители Сент-Джуда, приходя в местный железнодорожный музей, забивают свою голову фактами. Да разве от фактов что-то зависит? Но отдадим Гари должное: он не заносчив. Вернее, он просто не знает, как лучше подчеркнуть свой статус человека при деньгах. Он с искренним отвращением относится к невозможности выделиться на фоне эксцентричных повадок так массово разбогатевших американцев. Все хотят быть крутыми. К этому же стремится молодежь, которая только планирует разжиться деньгами. А кто тогда будет заурядным? Кто будет некрутым? Надо запретить переселение со Среднего Запада на Восток. Нужно поддерживать национальную неотесанность и неразвитость вкуса, чтобы выставить привелигированные классы в лучшем свете. Впрочем, сам туда он возвращаться не хочет. Он хотел бы сохранить максимальную дистанцию по отношению к американским пролетариям, которые курят, едят нездоровые жирные пончики, живут в трущобах и разводят антисанитарию.
О третьем ребенке Альфреда и Инид, девушке Дениз, Франзен тоже пишет очень подробно. Дениз решила связать свою жизнь с кулинарией. Поначалу он вышла замуж за мужчину-повара много старше себя, но брак был неудачным. Дениз как будто состарилась в этом браке, почувствовав, как исчезает ее свобода. С неудовольствием она пришла к выводу, что ее союз – это копия союза ее родителей. Неудачу с мужем Дениз попыталась объяснить себе тем, что мужчины вообще не для нее, и обратилась к лесбийскому опыту. Приверженность новой ориентации она будет то ставить под сомнение, то ощущать в себе с огромной страстью. Впрочем, идейного борца за эти идеалы из нее не выйдет. Дениз не хочет быть лесбиянкой, она хочет быть сама собой и не принадлежать к какому-либо меньшинству. А чтобы не видеть в себе и мире изъяны, Дениз предпочитает просто работать не разгибая спины.
Альфред Ламберт в свое время довольно серьезно увлекался химическими исследованиями и в подвале дома оборудовал лабораторию. Там он сделал небольшое открытие, которое запатентовал. Суть его заключалась в разработке процесса электрополимеризации лечебного ферроацетатного геля. Теперь некая корпорация «Аксон» прислала ему письмо с просьбой продать патент за пять тысяч долларов. Альфред готов согласиться, но против сделки выступает его сын Гари, банковский служащий. Гари профессионально изучил вопрос и выяснил, что корпорация планирует выпустить на рынок принципиально новый метод лечения целого ряда заболеваний вроде болезни Альцгеймера. Гари быстро оценивает их потенциальную прибыль миллионов так в двести и считает, что патент отца стоит не пять, а двести тысяч долларов. На этой почве у Гари и Альфреда развивается конфликт, один из многих.
Но главный конфликт, конечно, связан не с деньгами, а с разницей в мировоззрении между поколениями. Альфред, безусловно, является носителем консервативных взглядов. Безо всякой оглядки на политкорректность он прямо заявляет, что черные просто погубят Америку, потому что недисциплинированны и не умеют работать. Они обычные паразиты, рассчитывающие жить за счет правительства. Если ничего с этим не делать, то все закончится уличной резней. Пока что не похоже, чтобы белые и черные смогли ужиться в мире. Жаль, что смертную казнь применяют так редко, вообще чернокожие ее заслуживают.
И, по-видимому, Альфред имеет полное право на такие взгляды. Он трудоголик, всю жизнь честно работавший. А раньше работали не то что сейчас. Сегодня новое поколение боится перетрудиться. Молодежь привыкла смотреть на вещи просто и не париться. А где ответственность? Где трудолюбие? Они просто изнеженные и фамильярные молокососы. Альфреда просто бесит недисциплинированность. Он вообще не понимает, не приемлет и отчасти презирает современный мир. Вот у него перегорела пара лампочек в старой гирлянде. Украшение по-прежнему на 90% исправно, но современный мир заставляет его выкинуть старую вещь и купить новую. Разве это было бы уважительно по отношению к гирлянде? Неуважение к вещам означает неуважение к их индивидуальности, подобный подход ведет к тотальному обесцениванию. Альфред не привык жить так.
Что касается Инид, то она тоже вряд ли примет новые ценности. Он всегда хотела иметь трех детей и в долгом ожидании третьего завидовала соседкам. Она ценит прежде всего приличия и добропорядочность. Именно таковы ее друзья, а также друзья ее друзей. Конечно, она видит мир в несколько розовом цвете и в зеленой траве не разглядит сорняков. Поэтому она и не может понять своих детей. Они какие-то иные и хотят совершенно другого – скандально другого. Другим Инид никогда не признается, что дети разочаровали ее, но вот новости о разводах и банкротствах детей других приносят ей утешение. Впрочем, она помнила гораздо более худшие времена, когда в 1930-х бездомные выстраивались, чтобы получить объедки.
По всей видимости, у Альфреда и Инид нет идеологических противоречий, и все же их союз не является счастливым. Инид всю жизнь нужны были ласка и любовь, а Альфред все удовлетворение от жизни получал на работе, считая, что своим заработком сполна отдает долг семье. Мог ли он быть понежнее хотя бы тогда, когда Инид была на четвертом месяце беременности? Не мог. Какое тут должно быть сочувствие, если его мать на восьмом месяце перепахивала конным плугом двадцать акров земли? Работать надо, а не нежничать. Инид было бы легче, если бы она не любила мужа, но, к сожалению, она его любила. Может быть, ее муж просто самый трудный из ее детей, которому тем более нужно больше ласки. Альфред же этого не оценил, свою жену он променял на сон, взяв привычку дремать днем. Сон – идеальная любовница, которая никогда не треплет нервы, которую нестыдно взять с собой куда-нибудь и которая не позволит подозревать его в измене. Вероятно, Альфред даже не заметил, что его жена, которая не интеллектуальна, не разбирается в архитектуре и не читает книг, в действительно непревзойденна в другом – она наполнена любовью. Любовь Альфреду, по-видимому, была не нужна. Под любовью он понимал умение соблюдать дистанцию.
После посещения квартиры Чипа в Нью-Йорке Альфред и Инид отправляются в морской круиз «Краски осени». Конечно, это больше нужно Инид, чем ее мужу, но Инид тем сильнее настаивала, чем яснее становилось, что это может быть их последнее путешествие. Болезнь Альфреда тем временем переходит из соматической в психическую плоскость. Дело уже не только в том, что у него трясутся конечности, но и в том, что разрушается его разум. Уверенность в незыблемости реальности и ее истин превращается в подвижное ощущение. Остатками здравомыслия он осознает, что подлинность и истина обречены. Все относительно, а сам он побежден фикциями. И вообще он не такой представлял себе старость. Он даже ружье купил за год до пенсии, рисуя себе картины охоты и рыбалки, а оказалось, что он едва может себя обслуживать.
Америка у Франзена действительно предстает страной, где люди влияют на жизнь общества. Например, в учебном заведении вполне могут уволить преподавателя, если вдруг вскроется, что у него нет ученой степени. Однако студенты и другие преподаватели могут устроить бойкот и заставить университетские власти не только восстановить недипломированного сотрудника, но и даже предоставить ему полную профессорскую ставку. Чип наблюдает это собственными глазами.
Одновременно Америка поколения детей Альфреда и Инид превращается в страну, где все хотят заработать. Здесь не все идеально, в Филадельфии, например, есть натуральные гетто, где люди живут в ветхих домах, а асфальт залатан заплатками. Но это тем более дает всем американцам единую для всех национальную мечту – разбогатеть. Очень немногие в «Поправках» не имеют такой мечты – трудоголик Альфред да одна из любовниц Дениз, которая говорит еретически, что смысл жизни не в том, чтобы выигрывать.
Вот Гари недоволен тем, что корпорация «Аксон» хочет заплатить всего пять тысяч долларов за патент отца. Но он сам себе говорит, что на их месте поступил бы точно так же. Поколение Альфреда было другим. Для Гари уму непостижимо, что отец не только хочет согласиться на пять тысяч, но еще намерен половину этой суммы отдать своей компании, объясняя это тем, что при исследованиях пользовался ее приборами. Гари пытается его вразумить. Кому ты хранишь верность? Компания ограбила тебя, ее вообще уже нет в прежнем виде, а как ты будешь жить, если что случится, где твой запасной аэродром? Он не понимает, что его отец стоик и привык обходиться малым. Отец человек слова и человек дела, деньги для него на втором месте.
Впрочем, вряд ли он счастлив. Хорошо известно, насколько высоко в Америке потребление антидепрессантов, и это желание решить проблемы таблетками мы хорошо видим в «Поправках». Инид на лайнере во время круиза «Краски осени» по совету врача открывает для себя «уникальный препарат» Аслан, который убирает тревогу и делает счастливым. Он новый, купить его в Америке пока нельзя, объясняет врач, скрывая главное – это обычный наркотик. А тем временем рынок произвел Аслан уже на все случаи жизни, которые могут приключиться с американцем:
Кроме «Асланбейсика», «Фармакопея» производит еще восемь вариантов: «Лыжный Аслан», «Аслан-Хакер», «Аслан-Потенция-Ультра», «Аслан-Тинейдж», «Аслан-Клаб-Мед», «Аслан-Золотые-Годы» и – что я упустил? – «Аслан-Калифорния». Пользуется огромной популярностью в Европе. Задача в том, чтобы через два года довести количество этих вариаций до двух десятков. «Аслан-Сессия», «Аслан-Свадебный», «Аслан-Белые-Ночи», «Аслан-Книгочей», «Аслан-Гурман» и так далее, и так далее.
В конце врач подводит итог: лекарство вам, безусловно, понравится, поэтому чтобы получить его снова, вам потребуется всего лишь купить билет на новый круиз.
Но даже и без наркотиков походы к психотерапевту вообще представляют собой будничное занятие. Вот Кэролайн, жена Гари, ходит к нему уже пять лет дважды в неделю. Она с удовлетворением принимает заключение врача, что ее достижения «непревзойденны». Это дает ей право верить в свое большее душевное здоровье, чем у Гари, и считать себя во всем правой. Хотя в романе очевидно, что ее поведение часто некрасиво и лицемерно. Сейчас Гари даже не может попросить жену что-нибудь приготовить, чтобы всей семьей посидеть за столом. Франзен пишет: «Гари казалось, что меняется самая суть семейной жизни: куда подевалась сплоченность, близость между родителями и детьми, между братьями и сестрами, которая так ценилась в пору его детства?» Но так ли это было на самом деле? Сейчас, по крайней мере, у Гари нет взаимопонимания с отцом. Отец говорит ему: я не обязан уважать твои желания! Сын отвечает: а я не обязан уважать твои достижения! Оба обвиняют друг друга в заболевании депрессией. И этот же самый Гари, который так тоскует о прошлом якобы единстве, совершенно серьезно требует у матери оплатить чек на несколько долларов за покупку шурупов. Помочь поставить в ванной перекладину для отца он скрепя сердце не против, но вот платить за это нет. Не понимала родителей и Дениз, подтверждая неверность представлений Гари о прошлом. Пусть те при дочери и не орали друг друга, но это тоже была вполне ощутимая молчаливая война. Позже своей любовнице она признается, что ненавидит свою семью. Своим долгом она считает оставить родителей в покое. Стыдно признаться, но, кажется, все, включая Инид, ощущают, что без Альфреда дышать было бы свободнее.
Американская культура, по мнению одной эпизодической героини у Франзена, вообще придает слишком большое значение чувствам. Получается виртуальная реальность, только делают ее такой не компьютеры, а психотерапевты, которые учат без конца корректировать мысли и совершенствовать чувства. Американцы «работают над отношениями» и «навыками воспитания детей» вместо того чтобы просто жить. В итоге из жизни исчезает что-то настоящее. Кажется, только Инид в романе чувствует это настоящее. Она хочет собрать в своем доме в Сент-Джуде всю семью на Рождество, понимая, что такой общесемейный праздник скорее всего будет последним. Но как же трудно всех собрать! Чип в Литве, у Дениз проблемы с работой, а Гари не может уговорить жену, потому что та просто возмущена поведением свекрови. Вокруг этого трудного, почти невозможного Рождества и выстроен роман Франзена.
«Поправки» – это проза уровня Джона Стейнбека и напоминает его роман «Зима тревоги нашей». Кстати, словосочетание «зима тревоги нашей», взятое из Шекспира, у Франзена упоминает лектор на лайнере, на котором путешествуют Инид и Альфред. Правда, лектор этот читает лекцию не о художественной литературе, а об инвестициях, что тоже очень показательно. Даже на праздной прогулке по морю международным туристам не дают отдохнуть от мыслей о том, как заработать. «Поправки» - выдающийся роман об Америке до 11 сентября, когда пассажиры еще дружно могли курить в самолетах.
Сергей Сиротин