noblit.ru
За роман «Журавли и карлики» известный российский писатель Леонид Юзефович получил первую премию «Большой книги» в 2009 году. Эта книга посвящена эпохе перемен – 17 веку в Русском царстве, 1990-ым годам в России и началу нулевых в Монголии. Что объединяет эти эпохи? Муть времени и лихость характеров. Все бродит и с пеной на поверхность выносит, может, не великих, но по-своему уникальных личностей-самозванцев. В такое время необходимо уметь выживать, и авантюристы к этому приспособлены лучше всего. Они едва ли несут какое-то общечеловеческое благо, но своими поступками хорошо выражают дух времени, когда можно рискнуть и выиграть куш. О трудном выживании и желании рисковать Леонид Юзефович как раз и написал свою книгу.
Сюжет выстроен вокруг двух главных героев. Первый, по фамилии Шубин, историк, который в 1990-е пытается зарабатывать литературным трудом. Про него читаем следующее:
«Из всех его коммерческих начинаний, включая попытки издавать книги по дрессировке бойцовых собак и возить из Индии неклейменое серебро, выгорело единственное – на Измайловском рынке удалось выгодно продать оставшийся от незамужней двоюродной бабки орден Ленина».
Когда Шубин предложил свои услуги семейному журналу, от него потребовали историй про уголовщину Серебряного века с привлечением архивных документов, стильными убийствами и половыми извращениями. Шубин в свою очередь заявил, что хочет сочинить очерки о самозванцах. Их коммерческий потенциал оценили как сомнительный, но согласились попробовать. Опыт у Шубина уже был, в горбачевскую эпоху наблюдался всплеск интереса к истории, и Шубин на этом зарабатывал. Сейчас времена изменились:
«При Брежневе все те, кто его печатал, считали себя его благодетелями, при Горбачеве – единомышленниками, сейчас – работодателями. Последнее не предусматривало личных отношений».
Жена Шубина музыкант, она дает частные уроки фортепиано, у пары есть сын. Сейчас жена вынуждена снижать стоимость уроков да еще и хвалить никчемных учеников, чтобы и они не разбежались. Куда более модным занятием стал теннис. Денег в семье вечно не хватает, экономят даже на газетах, Шубин ходит их читать на стендах. В еде семья себя тоже ограничивает. Фрукты не покупают, а вместо мяса питаются просроченным детским пюре, которое растягивают на два дня. Нужда так велика, что Шубин начинает жить магическим мышлением. Он верит в то, что если вовремя окажется в нужном месте, то сумеет найти выроненный богатым человеком бумажник с долларами. Вдобавок у него развивается комплекс неполноценности. Кто-то уехал на ПМЖ за границу или читает лекции в американских университетах, а он пишет грошовые истории. Правда, есть у него знакомые, которые тоже пытались зарабатывать литературным трудом. Один писал «Историю каннибализма в России», другой остросовременный роман о Хазарском каганате.
Шубин без дела не сидит и принимается за свои очерки о самозванцах. Его герой – это самозванец 17-го века Тимофей Анкудинов, который, совершив растрату, решил бежать в Польшу, где стал выдавать себя за сына русского царя Василия Шуйского. Там ему не спешили верить, поэтому Анкудинову пришлось помыкаться. В Польше его разоблачили, но решили не выдавать русскому царю, а отправить в Стамбул. В Стамбуле он принял ислам, попал в тюрьму, потом бежал, оказался на границе Сербии и Черногории, потом прибыл в Ватикан к папе римскому. Затем побывал на Украине у Хмельницкого, после чего отправился к шведской королеве. Везде он обещал могущественным людям то, что они хотели бы услышать, но в итоге, как известно, был возращен в Россию и казнен. Шубин, описывая его историю, вроде бы следует фактам, но, по-видимому, немало добавляет от себя, чтобы было интересно читать. Нельзя было писать об Анкудинове совсем без вранья, но это вранье было просто пеной, которое проходило через сито достоверных фактов. Более того, Шубин, по-видимому, искренне любит своего героя. Он считает, что оскорбить его вымыслом не может, разве что недостатком любви. И вообще, если бы сам Анкудинов прочитал его очерк о себе, он был бы не в обиде.
И даже эти тексты Шубину продать будет непросто. Издательство, с которым он начал сотрудничать, сначала сменило редакторов, а потом просто бесследно исчезло как дым. Шубин будет вынужден преподавать историю в двух школах, государственной и частной. Возвращаться в институт не имело смысла, тамошней зарплаты хватило бы разве коту на мойву, да и ее не платили. Потом мы прощаемся с Шубиным на девять лет, и уже в 2004 году видим его в Монголии. Теперь его финансовое положение значительно надежнее, а в Монголию его командировал один богатый туристический журнал, который заказал ему материал об этой прекрасной, но нищей стране. Здесь он знакомится с монголом Баатаром, который готов его отвезти в храмовый комплекс Эрдене-Дзу. Шубин благодарен судьбе за то, что на шестом десятке лет она привела его в Монголию.
Второй герой – это бывший геолог по фамилии Жохов, который в новой России остался без работы. Раньше он часто бывал в экспедициях, в Монголии искал вольфрам, но теперь это никому не нужно. Он был дважды женат, со второй женой тоже развелся. Сейчас он, как и все, пытается выжить, занимаясь коммерцией. Увидев, что в Москве наблюдаются перебои с сахаром, он пытается организовать его доставку в столицу и связывается для этой цели с неким Хасаном с кавказскими корнями. Хасан занял деньги под этот сахар, а потом сделка развалилась. Теперь Хасан преследует Жохова, пытаясь стребовать с него деньги, которых у Жохова все равно нет. Зато у него есть купленный на Урале диск из редкого металла европия, который может стоить баснословные десятки тысяч долларов. Поэтому у Жохова сейчас две цели – скрыться от Хасана, что он пытается сделать, уехав в подмосковный пансионат, и, во-вторых, реализовать диск из европия. В Подмосковье он сводит знакомство с девушкой Катей и представляется родственником соседей ее семьи по даче. Так, уже в 1990-е в романе разыгрывается еще одна история самозванства, причем Жохов действует мастерски и всегда выходит сухим из воды, даже когда близок к разоблачению. Что касается сделки по продаже европия, то это будут напряженные дни и Юзефович вернет нас в то время, когда финансовые операции совершались нервно и суетливо коммерсантами в кроссовках. Путь из грязи в князи сильно сократился. Мера успеха перестала зависеть от времени, потраченного на дорогу к нему. А коммерсанты тем временем уже быстро освоили простые психологические приемы давления, описанные в руководствах по бизнесу, когда, например, во время переговоров подпиливают ножки стульев для партнеров, чтобы смотреть на них сверху вниз. Этим коммерсантам служили вчерашние сотрудники КГБ и спецназа, которые в новое время тоже остались без работы, потому что борьба со шпионами и диверсантами стала еще менее актуальным делом, чем геологоразведка. Это было время, когда у слова «продажа» появилось множественное число. И во множественном числе оно означало не процесс, а цель.
Жохова интересуют прежде всего деньги и он готов рискнуть, чтобы потом разом обеспечить себя на всю жизнь. Тем не менее есть у него какая-то душевная и метафизическая связь с Монголией. Эта страна ему часто снится, и он часто применяет свои знания о востоке к себе. Например, он, как и монголы, считает, что не бывает плохих вещей, а есть только плохие мысли о вещах, и именно мысли и приносят вред человеку. Подобно буддисту Жохов хочет заниматься делом здесь и сейчас, освободившись от тирании прошлого и страха перед будущим. Он разделяет точку зрения монголов, когда те утверждают, что удача отворачивается от человека, который не способен ни на минуту забыть о своей цели. И еще верит в то, что события, которые никто не предвидел, не имеют значения и силы. Может, в этом и ключ к пониманию нынешней жизни в Монголии. Новое время никто не предсказывал, поэтому в нем все несерьезно и можно воровать у ближнего. Запомнил Жохов и важность интуиции. Без нее он в Монголии просто пропал бы. Отметим также, что он читал «Тибетскую книгу мертвых» еще когда она была дефицитом почище Булгакова и Мандельштама. Книга досталась ему в слепой машинописной копии на папиросной бумаге, хотя стоила как подарочное издание. Впрочем, так же хорошо, как и восточную мудрость, Жохов помнит и коммунистические лозунги.
Он сменил много работ, так что в трудовой книжке у него имелось два вкладыша. Самым болезненным переживанием был разгон их группы в институте, когда завлаб объявил ему: «Про Монголию забудь навсегда!» Так для Жохова началась новая жизнь. В Монголию больше никто не ездил, часть сотрудников поувольняли, другие сами ушли, а третьи либо постоянно сидели на больничном или «прямо на рабочих местах торговали гербалайфом, китайским трикотажем, польской парфюмерией и турецкой кожей, параллельно сочиняя фиктивные отчеты для невидимого начальства».
Желая заработать в новое время, Жохов придумал одну оригинальную идею. Он отправлял в Америку портреты западных политиков, написанные за копейки безвестными художниками. За эти портреты в Россию возвращались благодарственные письма на официальных бланках. Эти письма Жохов потом продавал российским компаниям, нуждающимся в улучшении имиджа. Компании получали авторитетные благодарности, которые можно было повесить на стену, а Жохов получал деньги. Причудливый бизнес лихого времени.
В «Журавлях и карликах» Юзефович очень ярко показал реалии 1990-х. В Москве все превратились в продавцов и покупателей. Люди прямо на тротуарах продавали вещи, которые раньше можно было найти только на барахолках. Смысл такой суеты был понятен: на деньги следовало немедленно что-то купить, пока они не обесценились. Юзефович пишет так: «Москва превратилась в гигантский комиссионный магазин под открытым небом». И вот еще зарисовка:
«Все вокруг хотели что-то кому-то продать. Недавно соседка с десятого этажа, в прошлом балерина Большого театра, предлагала купить у нее полтора километра телефонного кабеля, лежавшего на заводском складе где-то под Пермью».
Действительно все хотели что-то продавать, а если не могли продать, то пытались продать право на продажу. Задача что-нибудь кому-нибудь толкнуть, положить деньги в банк и жить на проценты стала в России национальной идеей. Вдобавок у людей развилось маниакальное желание купить что-нибудь без посредников. Так жена Шубина однажды поддалась порыву и купила трехлитровую банку разведенной олифы, которую незнакомая женщина продала ей как мед от производителя.
В этом лихом мире Жохов и приобрел свой диск европия. Какой-то мужичок стащил его с завода и, не зная реальной цены, готов был отдать за пятьсот долларов. Реальная же стоимость диска была такова, что за эти деньги можно было купить три-четыре однокомнатные квартиры в центре Москвы. Такие истории о чудесных продажах были в ходу. Алкоголики крали сокровища советской власти и потом перепродавали за бутылку. Даже в магазинах отменили обеденный перерыв, чтобы продавать больше, часовой простой вел к убыткам.
Юзефович подмечает очень тонкие детали того времени, когда, например, пишет, что в обычном пирожке, который можно было купить в столице, начинка занимала не больше трети, а остальное было сухое тесто. Да и вместо яйца в этой начинке был яичный порошок. Почему порошок? Потому что он тоннами поступал в Россию в качестве гуманитарной помощи. Чего только не придумывали люди, чтобы заработать. Под видом кинотеатров стало модным открывать видеосалоны и показывать эротику. В таком видеосалоне в доме отдыха Жохов и встретит Катю. Качество показа при этом было ужасным, демонстрировались много раз переписанные видеокассеты. Что касается самих кинотеатров, то в них отменялись дневные сеансы, очевидно, из-за недостатка платежеспособных зрителей.
После реформ в стране нет покоя. Когда-то герои этой книги могли позволить себе ежеутренние медитации, но теперь это стало непозволительной роскошью, слишком сложно было по сорок минут ни о чем не думать, особенно после пробуждения с горечью во рту. В новое время очень хорошо стала понятна разница между бедностью и нищетой. Бедность превращалась в нищету, когда не хватало сил ее скрывать. Да и то немногое, что люди имели, было легко потерять. Жители дома Шубина скинулись и купили прожектор, чтобы освещать парковку перед подъездом. Это было необходимо, потому что по ночам с машин регулярно снимали колеса. А при общении с незнакомцами следовало поначалу помалкивать, чтобы оценить обстановку, потому что никто не знал, кому что позволено и кто за кем стоит.
Россия 1990-х – это полная разруха. В московских чебуречных на столах нет салфеток, вместо них газетные нарезки. А вот можно посмотреть на живописное свидетельство того, как на заре реформ выглядел отраслевой НИИ:
«Лифт не работал, на этажах мигали неисправные трубки дневного света. На подоконниках грудами лежали папки и скоросшиватели с никому не нужными документами. В мужском туалете половина кабинок была заколочена, в ржавых писсуарах стояла моча и плавали окурки. Облупились огнетушители на площадках, линолеум прилипал к ногам. В углах выросли мусорные термитники. Пучки разноцветных проводов лианами свисали из дыр, грубо пробитых в стенах лабораторий, и тянулись по коридорам. Там, где помещения арендовали коммерческие фирмы, порядка было больше, хотя он тоже казался непрочным. Стальные двери вызывали тревогу, слишком яркие краски отдавали истерикой. Из-под пластиковых панелей вылезали мокрицы и попахивало гнилью».
Юзефович описал московские события, когда Ельцин распустил Верховный совет. Как пишет автор, на площади перед Белым домов собрались деревянные старцы, говорливые умники, тихие упыри и улыбчивые прохиндеи. Это был праздник униженных и оскорбленных, бесправных париев, восставших из-под развалин гибнущей империи. В перестройку Шубин писал очерки именно о таких людях.
В общем, в 1990-е мы видим тотальную разруху и деморализацию общества. Но намного ли лучше было раньше? Принято говорить, что советская власть провела масштабную индустриализацию страны, но даже в 1970-е в России были места, где многое сохранилось с дореволюционных времен. Шубин в эти годы служил лейтенантом на станции Дивизионная, это была первая станция на запад от Улан-Удэ. Здесь все как в начале века. На всю станцию только одна блочная пятиэтажка, и только ней была горячая вода. А солдаты вообще размещались в казармах времен русско-японской войны. А там, где царила цивилизация, все было пронизано идеологической борьбой. Например, Юзефович интересно пишет, что пивным запрещалось давать красивые имена вроде названий рек или гор, поэтому у них были только номера.
Тема двойников и самозванцев у Юзефовича как будто не конца канула в вечность даже в современное время. Вот жена Шубина замечает, что ей всюду мерещатся двойники, причем было непонятно, то ли это копия и оригинал или две копии с оригинала, который куда-то исчез. Сущности непостижимым образом множились. И в общем-то у Юзефовича можно услышать слова в защиту самозванцев. Все дело в том, что Россия живет не по линейному, а по циклическому времени, где узловые моменты истории периодически повторяются. Самозванство – это не обман и не корысть, а ответ русской народной души на богооставленность мира. И лжекнязь Тимофей Анкудинов, о котором пишет Шубин, это даже не личность, а средоточие сразу множества душ, которые тянут несчастного в разные стороны. В зависимости от ситуации он был католиком, протестантом, мусульманином, иудеем. Значит ли это, что он был по-настоящему свободен? Да, он бессовестный растратчик и во многом сбежал, чтобы избежать наказания, но путь, который он избирает, превращает его историю в метафизическое явление. Когда он плывет на корабле к шведской королеве, тело его почти прозрачно, лунный свет проходит сквозь него, как через стекло. Такую же разреженность материи чувствует и Жохов, когда разыгрывает роль лжеродственника соседа Кати по даче. Его душа истончается почти до полной прозрачности. В общем, связывать самозванство с желанием наживы было бы очень сильным упрощением.
Монголия у Юзефовича тоже выглядит жертвой безвременья. Старые ценности были уничтожены, а новые не появились. В 1980-х годах перед входом в Республиканскую библиотеку стояла статуя Сталина, а теперь, в 2000-х, ее перенесли в ночной клуб и рядом с нею танцуют голые девушки. В Монголии, может, уже и нет ничего настоящего. Даже чучела зверей в дворце-музее монарха Богдо-хана поддельные. Эти звери принадлежали не монгольской, а южноамериканской фауне.
И все вокруг тоже пытаются как-то выжить. Баатар, который взялся отвезти Шубина в монастырь Эрдене-Дзу, в советское время окончил пединститут в Донецке, а сейчас зарабатывал тем, что летом возил по стране туристов, а зимой чинил холодильники. Спрос на эти услуги рос, потому что городским жителям нужно было переделывать импортные холодильники в сплошные морозильные камеры, иначе было бы не сохранить мясо, которое им привозили степные родственники. Что касается руссих, то люди из Москвы теперь приезжали в Монголию только для того, чтобы что-нибудь продать. Местные накачивали их водкой, угощали бараниной и услаждали слух народным пением. Это тоже для них стало бизнесом. Такой же бизнес процветает в храме Эрдене-Дзу. Здесь на ритуальных масках из пластмассы, буддах и бодхисатвах конвейерного литья, колокольчиках, барабанчиках и прочих принадлежностях культа красуется маркировка Made in China. Под влиянием буддизма монголы стали самым мирным азиатским народом, но одновременно и самым вороватым. Они тащили друг у друга все, что плохо лежит.
Одна из главных идей Юзефовича звучит так: с наступлением эры реформ в жизнь возвращаются очень древние законы. Раньше они были спрятаны во тьме столетий, а теперь возвращаются в эпоху перемен. Вероятно, именно об эпохе перемен Юзефович произносит следующие слова:
«В то счастливое время Жохов не знал, что бывают времена, подобные болезни. Они разрушают душу, но они же открывают перед тобой вечность. Видишь, как все возвращается, повторяется, перетекает друг в друга, сбрасывает имена, скрывающие под собой разные части одного и того же, и когда проходит первый шок, начинаешь понимать, что не так уж важно, кто произвел тебя на свет в твоем физическом облике».
Иными словами, перемены открывают истину всеобщего единства. Еще одним из открывающихся древних законов является вечная война журавлей и карликов. Эту историю, взятую из Гомера, всем своим потенциальным покровителям в Европе рассказывает самозванец Анкудинов. С начала времен идет в мире война журавлей и карликов. Карлики разоряют гнезда журавлей и бьют их камнями, а журавли стаями нападают на карликов. Война очень жестока, побеждают то одни, то другие, и конца сражениям не видно. Эта война напоминает о философии Гераклита, и главное, совершенно непонятно, что же не поделили сражающиеся стороны. Это какая-то константа реальности. Журавли и карлики также входят в людей, заставляя их тоже вести беспрерывные войны. Их война потому и вечная, что они побеждают по очереди. Во времена Анкудинова один профессор в Лейпциге заинтересовался его рассказами и выдвинул теорию, что эта война поддерживает единство Божьего мира. Сам Анкудинов пытался доказать полезность своим покровителям тем, что предлагал считать себя карликом в стае журавлей или, наоборот, журавлем в стане карликов, в зависимости от того, кем себя ощущали его покровители. Главное, что он, представляя врага, поможет им победить.
Как мы уже говорили, «Журавли и карлики» - это роман об эпохе перемен. Леонид Юзефович ярко изобразил ту сетку трещин, которая прошла по стране в 1990-е. Но перемены у него не означают гибель. Это всего лишь некая перестройка жизни, управляют которой возвращающиеся древние законы.
Сергей Сиротин