noblit.ru
Отношение к распаду Советского Союза разделило российское общество. Одни приветствовали капитализм и переход к рыночной экономике, другие до последнего отказывались поверить в новую реальность. Герой романа Евгения Чижова «Собиратель рая» (книга была удостоена премии «Ясная поляна»), свой выбор сделал – он хочет вернуться в прошлое. Причем выбор это не потребительский, когда выбирают между двумя товарами. Это стратегия и практика самой его жизни. Правда, если посмотреть на позицию героя внимательнее, мы увидим, что тоскует он вовсе не по временам СССР. Он ценит просто некое прошлое, по-видимому, любое. Почему так? Потому что не конкретное прошлое, а именно «просто прошлое» для него является раем.
Героя книги зовут Кирилл, он действительно пытается прийти в свой рай прошлого, но успеха на этом пути вряд ли не достигает. Слишком сильно на него воздействует проблемы не ушедших эпох, а вполне себе настоящего дня. Сложность в том, что эти проблемы не решаемы. Поэтому они, как клещи, держат его внимание и не позволяют полностью вырваться из настоящего, хотя душа его устремлена назад.
Кирилл занимается тем, что бродит по блошиным рынкам и скупает разные вещи. Для него это и профессия, и призвание. Его интересует не столько дорогой антиквариат, сколько самые обычные предметы обихода недавнего прошлого – шляпы, расчески, портфели, обувь и т.п. Он может купить и дорогую вещь, но только для перепродажи, а для себя приобретает ширпотреб, считая, что именно обычные вещи лучше сохраняют аромат эпохи. Купленных таким образом вещей у него много – вся квартира забита под завязку. Еще есть гараж, а раньше был даже отдельный склад, правда, от него пришлось отказаться из-за больших расходов. Но он не то чтобы складирует свои приобретения. Старые костюмы, пиджаки и галстук он надевает сам и выходит на улицу. Так он хочет дать им новую жизнь. Может он и отдать что-то из своей коллекции, если видит, что вещь подходит другому человеку. Иными словами, он коллекционер, но без маниакальной склонности к собирательству. К этому занятию у него просто очень сильная привязанность, и за этим стоит не психическое расстройство, а вполне внятная идея. Суть ее в том, что если окружить себя вещами из прошлого, то можно вернуться в прошлое. Похожая идея была в романе Георги Господинова «Времеубежище». Прошлое обладало для Кирилла завершенностью, полнотой, стилем, формой. Этого нет в настоящем, поэтому прошлое выглядит более достоверным и убедительным. Его тянет туда как магнитом. Бывает, он смотрит на сумеречное небо, но видит не сегодняшний вечер, а небо двадцатилетней давности, которое тогда, двадцать лет назад, имело такой же цвет. Только по этой причине ему и хочется выйти из дома, чтобы оказаться ближе к открытому пространству небес из прошлого.
У Кирилла есть целая свита последователей и подражателей, поэтому он получил прозвище Король. Подопечные восхищены его вкусом и чутьем, а также тем, как он преображается, надевая старые вещи так, будто они были созданы для него. Свита видит, что вещи на барахолках как бы сами взывают к Королю, и тому остается только небрежным движением их подобрать. Продавцы этих вещей, персонажи очень колоритные, относятся к Королю как к местному придурку, которому можно впарить ненужный хлам. Правда, в таком отношении нет ничего негативного, ни насмешки, ни презрения. Скорее они таким словом просто обозначают его своеобразие. Вообще персонажи в романе очень колоритные. Есть среди них те, кому явилось откровение в духе Сведенборга, и есть те, кто уверяет, что доказали неверность теории Эйнштейна.
Вероятно, Кирилл вполне мог бы обрести счастье благодаря своему занятию, однако радоваться жизни ему мешает трагедия теряющей память матери, которую он вынужден наблюдать собственными глазами. Не так давно мать еще работала с утра до вечера. Она была юрисконсультом и прекрасно разбиралась в законах, помня сотни юридических формулировок и документов. Но потом память начала сдавать и работу пришлось бросить. Сейчас у Марины Львовны (так зовут мать) болезнь прогрессирует. Врач на приеме спрашивает ее какой год на дворе. Она обычно отвечает без проблем, вроде такое уж точно забыть нельзя, но почему с каждым разом ей все труднее сосредоточиться, чтобы вспомнить? Она сама хорошо понимает, что с памятью у нее проблемы и что начались они не вчера. Однако относится она к болезни так же, как здоровый человек относится к неизбежности смерти – без сосредоточенности на негативных аспектах. Слабеющая работа мозга лишает ее воли к сопротивлению, и вот она уже сама себя спрашивает: а так ли это вообще важно помнить текущий год? Часто бывает, что она не может вспомнить какое-нибудь слово. Память обшаривает саму себя, но ничего не находит. Тогда Марина Львовна сдается: ей просто остается ждать, пока слово не вернется само. А когда она не может найти вещь, то полагается уже на чудо и самого Бога. Как пишет Чижов, она была «глубоко советским человеком», но веры в Бога не теряла.
Кирилл живет с матерью в одной квартире, поэтому видит все сам. Для него забывчивость Марины Львовны выглядит как чрезвычайная сосредоточенность на чем-то очень важном. Но ему, разумеется, понятно, что так проявляет себя работа ее пустых, но неотвязных мыслей, вращающихся по кругу. Да, по-видимому, мать пытается что-то вспомнить, хотя скорее всего она просто проваливается в годы счастливой молодости, когда танцевала, была окружена друзьями и любима. Бывало даже, что она что-то рассказывала о том времени, но очень редко эти рассказы обрастали плотью настоящих воспоминаний. Кирилл пытается жить так, будто ничего не происходит. Он старается не замечать потери памяти у матери, пытается не обращать внимания на ее странности, и считать, что если она произносит те же слова, что и он, то и имеет в виду то же самое. Но жить так становится все сложнее, потому что со временем Марина Львовна перестает узнавать даже сына, притом что он был единственным звеном, связующим ее с реальностью.
Опасность заключается в том, что иногда Марина Львовна выходит из дома и отправляется на прогулку. Бывает так, что она забывает дорогу домой, и в этом случае сыну приходится ее искать. Так случалось уже несколько раз, вот и теперь та же ситуация. Мать вышла из дома, куда-то забрела, и Кириллу нужно ее искать. На улице мороз, можно реально замерзнуть, так что дело нешуточное. Кирилл очень хочет найти и вернуть мать, но появляются и нехорошие мысли. Если бы мать замерзла насмерть и исчезла из его жизни, какую бы легкость тогда он испытал! Но как же страшно осознавать цену этой легкости! Происходит парадоксальная ситуация: Кирилл боится за мать, но чтобы отогнать этот страх, распаляет в себе злость на нее. Он выходит на ее поиски, и в воздухе действительно разлито столько злости, что недостатка в ней нет.
Почти весь роман Кирилл будет бродить по своему району и искать мать. Это будет не столько детективный, сколько экзистенциальный сюжет. Кирилл будет видеть знаки, но они будут не только подсказывать, где искать, но и угрожающе вести самого Кирилла как будто к смерти. Например, увидев, как вороны клюют труп собаки, он почувствует, что между ним и реальностью как будто исчезает некая спасительная прокладка, и теперь он видит все как оно есть на самом деле. Он будет бояться и черных кошек, которые перебегают дорогу. В предрассудки он вроде не верит, но в тот вечер от уверенности в себе не останется и следа.
Как-то в один из прошлых дней он нашел потерявшуюся мать (она уходила из дома и терялась нередко). Та просто сидела и глядела перед собой. Увидев сына, он сказала: как красиво! Вот это Кирилл в матери и возненавидел – ее неспособность увидеть подлинный ужас реальности, который на нее надвигался. Сам-то он эту реальность, похоже, воспринимал ясно и болезненно.
Безусловно, Кирилл любит мать и желает ей только блага. Он заботится о ней и переживает за ее здоровье. Однажды он скажет, что хотел бы очутиться вместе с ней в одном сумасшедшем доме, тогда они смотрели бы друг на друга, никогда не состарились бы и не умерли. А молодой он, вероятно, любит ее еще больше, ведь тогда она представляется ему носительницей так превозносимого прошлого. Когда он разглядывает ее старые фотографии, он видит «пожелтевший, настоявшийся свет, мерцающий воздух и навсегда остановившееся лето». Однако сейчас идиллии в их отношениях нет. Мать тянется к нему как к какому-то талисману и надежде на спасение, а Кириллу это только в тягость. Он избегает ее попыток сближения и прикосновений. Все дело в том, что Кирилл смотрит на мать и видит себя в будущем. Ему прекрасно известно, что болезнь Альцгеймера передается по наследству, поэтому любой эпизод собственной забывчивости он с тревогой воспринимает как опасное предзнаменование. Он боится старости, про которую его друг по прозвищу Карандаш скажет, что она страшнее смерти и войны, потому что смерть мгновенна, а старость тянется очень долго. Кирилл не хочет быть похожим на мать, сходства с ней вызывают у него реальное бешенство. Он даже бреется наголо потому, что его волосы вьются так же, как у нее. И все же он иногда способен ощутить ее боль, недоумение и растерянность. Есть какая-то пуповина, которая их связывает. Он видит ее искренность и готовность сопереживать, хотя и понимает, что мать все дальше уходит на какую-то иную сторону жизни.
Любовь Кирилла к старым вещам не милая прихоть, а реальный план действий. Вероятно, он вообще не видит ничего человеческого в окружающих нас явлениях, в происходящих событиях и наших вкусах. Всю сложность мира он сводит к некой воле времени, которая определяет все. Поэтому и свиту свою критикует, когда та решает высказаться. Это не ваше мнение и не ваши слова, говорит он им. Это в вас говорит наше время. Вообще время – это самая мощная и непобедимая диктатура, гораздо хуже фашизма. В фашистском государстве можно просто замолчать и уйти во внутреннюю эмиграцию, а от времени никуда не сбежишь. Поэтому, когда один из его последователей по прозвищу Карандаш собирается писать книгу, Кирилл строго говорит ему: про меня не пиши. Ты все равно не сможешь написать сам, за тебя будет писать наше время, а я не хочу иметь с ним ничего общего. Именно поэтому Кирилл формулирует новый критерий свободы: по-настоящему свободный человек должен иметь право на выбор времени по желанию. Более того, возможность отказаться от настоящего – это единственный шанс свободы. Собирая старые вещи, Кирилл как раз хочет обрести такую свободу. Он говорит, что в своей квартире собрал уже целую страну, имея в виду очевидно Советский Союз. Философия Кирилла почти материальна: между вещами действуют силы, вещи притягиваются и отталкиваются, вокруг них есть поля, поэтому если вещи правильно подобрать, можно найти выход из настоящего и оказаться в любимом прошлом. Эту философию Кирилл доказывает своим преображением в зависимости от того, что на него надето. Он может с равным успехом выглядеть как расслабленный хиппи и демонстрировать военную выправку.
Для такого обостренного переживания времени у Кирилла и его свиты есть вполне понятная причина. Она заключается в том, что с распадом СССР исчезло будущее. Теперь просто не к чему стремиться и нечего строить. Поэтому не только Кирилл, но и его друзья очень хотели бы вернуться в прошлое, где жили цели и смыслы. Во времена СССР люди жили в бесконечном приближении, сам воздух страны был воздухом бесконечности, это была жизнь без истории, потому что в истории не было необходимости. Некоторым СССР и жизнь в нем казались серыми и убогими, но серый это и есть цвет вечности. Яркие краски западного Диснейленда длятся только один сезон, в них нет постоянства. А вот время в советском прошлом не предавало. Кирилл прекрасно понимает, что СССР не был раем, но он не может объяснить, почему тогда тоска по нему такая же, как если бы он тосковал по раю?
Теперь доходит до того, что Кирилл и его свита лучший день в настоящем готовы обменять на худший в прошлом. Друзья Кирилла пытаются найти объяснения для своих ощущений и даже построить что-то вроде теории, когда, например, заявляют, что время не может быть сплошным, а должно иметь трещины, через которые можно вернуться назад. Но здесь невозмутимый Кирилл проявляет неожиданную холодность. Ему никакие объяснения не нужны, и на догадки свиты он смотрит с пренебрежительным недоумением. Друзья вообще судят о философии Кирилла скорее по его поведению, чем по его словам, потому что как раз теорий Кирилл никаких не разводит. Он просто живет, ходит по барахолке, покупает, продает и надевает старые вещи, а свита гадает о природе его внутреннего мира.
Но определенная философия у Кирилла все же есть. Он считает себя хранителем, который не позволяет исчезнуть ценностям старины. Люди, которые не видят тепла прошлого в старом костюме или галстуке, для него просто идиоты. Кирилл собирает даже изделия, сделанные заключенными, считая, что в них живет сердце российской истории. Друзья говорят, что Кирилла старые вещи просто похоронят под собой, но тот отвечает, что ничего не поделаешь. Свои неживые коллекции он ставит даже выше человека. Потому что коллекции упорядочены, а человек нет.
Друзья из свиты уважают и любят Кирилла, хотя тот, кажется, любит вещи больше, чем людей. Более того, у Кирилла как будто есть особое право судить других. Он может поставить какую-нибудь вещь очень высоко, а ее продавцу как человеку дать посредственную оценку. Но друзья прощают ему все, хотя и высказываются о нем по-разному. Девушка Лера считает его самым свободным человеком из всех, который свободен сам по себе, а не назло чему-то. Говорит она и о том, что Кирилл дал ей почувствовать себя неповторимой женщиной. Он настоящий король, который жалеет своих несвободных подданных. Парень по прозвищу Карандаш согласен с этим, но не очень понимает, в чем именно заключается свобода Кирилла. Может, в небрежном отказе от того, что навязывает современность? Другая девушка, которую зовут Вика, считает его не столько самым свободным, сколько самым одиноким. А член свиты по прозвищу Боцман вообще ударяется в мистику. По его мнению, чутье Кирилла обусловлено тем, что он помнит свои прошлые жизни. Позже Боцман бросает Кириллу обвинение:
«Я давно понял, кто ты. Ты спекулянт памятью! Торговец ностальгией! Ты делаешь деньги из времени – а это ведь почти то же самое, что на чуме или холере зарабатывать».
Еще он назовет его «наркоманом прошлого, сидящим на игле ностальгии». По его мнению, Кирилл вовсе не свободный человек, а раб в услужении вампира, имя которому прошлое.
Тем не менее все друзья уважают Кирилла, пусть и говорят о нем разное. А вот что Кирилл дает им? Не похоже, чтобы он учил свою свиту духовной стойкости. Он разве что наградил ее общим для всех сном, где они голые среди одетых. Иными словами, беззащитностью и стыдом. Сам он при этом даже не совсем общительный. Ему очень редко хочется выговориться и открыть перед кем-то душу, и, если такое случается, значит, дела его совсем плохи.
И все-таки для реального философа, поднявшегося над миром, у Кирилла слишком много вполне земных проблем. Да, окружающие люди смешат его своей «бестолковостью, упертостью в никчемные цели и потерянностью в трех соснах своего времени». Но таким ли уж великаном духа смотрится он сам на фоне этих людей? Чувствуются в его поведении иногда почти невротические проявления. Во-первых, он собирает все. Обычно коллекционеры сосредотачиваются на каком-то одном периоде, а Кириллу интересно любое прошлое. Он и сам видит в этом нечто вроде наследственного безумия, от которого пытается отгородиться, набивая квартиру старыми вещами. Во-вторых, есть и более очевидные, прямо медицинские проявления невроза, когда мы читаем следующее:
Порывшись в саквояже, Король достал оттуда потемневшую медную рюмку и принялся натирать ее специальной тряпочкой. Делал он это с сосредоточенностью, которая походила уже на ярость, то и дело поднося рюмку к глазам, чтобы лучше разглядеть, и, хотя со стороны на ней не было видно больше никаких следов темного налета, снова принимался тереть ее с удвоенным усердием.
И, в-третьих, вот ему надо идти искать мать, а он снова думает о том, что еще кое-что, а именно купленные медные подстаканники, не начищено и надо бы это сделать. Он вообще часто занимается своими вещами, поддерживая их «божеский вид»: чистит, смазывает, сортирует, ремонтирует.
Кроме того, Кирилла можно обвинить в простой наивности, потому что он слишком идеализирует прошлое. Разглядывая старую трость, он, например, говорит:
Сразу чувствуешь, что она из другого мира, где не было еще ни Первой, ни Второй мировой, ни красного, ни белого террора, ни всего этого ужаса двадцатого века. Представляешь, какими были люди, которые всего этого не знали, наверняка даже вообразить себе не могли! Они всё видели по-другому, иначе двигались, легче относились к жизни…
Как будто до Первой мировой войны в России не было революции 1905 года с бесконечными терактами, а в 19 веке не было Крымской или русско-турецкой войны! Да вся история человечества представляет собой одни войны да эпидемии, и вряд можно утверждать, что даже пять тысяч лет назад люди были другими.
В том, что касается отношений с матерью, он тоже не выглядит мудрецом, поднявшимся ввысь. Он не знает элементарного покоя. Бывает, что днем он накричит на мать, а потом ночью не может уснуть от распирающего чувства стыда. Страх за мать только взвинчивает его чувство вины. В эти часы он вообще хочет перестать быть собой и превратиться в кого-нибудь другого. Более того, после атак со стороны совести он полностью осознает свое бессилие и бесполезность так любимых коллекций. Ни вернуть прежнее время, ни хотя бы остановить текущее невозможно. И когда Кирилл на морозных улицах пытается отыскать мать, он прекрасно понимает, что в этом ему не помогут ни знаменитое чутье, ни тепло так превозносимых старых вещей. Московские окраины, как ему кажется, граничат с самой Сибирью, здесь те же бескрайние просторы, где, потерявшись, уже никогда не найдешь дорогу домой. И вот здесь ему нужно найти мать. Именно в этом его насущная проблема, а вовсе не в том, как, начистив подстаканник, вернуться в 19 век.
Мы приходим к горькому выводу. На страницах «Собирателя рая», несмотря на все высшие устремления и поиск свободы от времени, копится и формулируется простое, но не убиваемое обвинение, которое во все века предъявляли философии: как ваши оторванные от земли идеи могут помочь решить проблемы реальной жизни? Именно реальность сегодняшнего дня, страх за мать, страх за свою неотвратимую старость – вот почва, в которой по-настоящему увязли ноги нашего героя. Тогда как увидеть в Кирилле стойкого и последовательного философа? Как увидеть в нем короля? Как пишет Чижов, иногда Кирилл настолько близок к почти отчаянию, что ему остается только корчить рожи и смеяться над собой, хотя получается и не очень-то смешно. Вот к чему приходит человек, «потерявший свою мать, свой дом, свое время, самого себя». Он пытается жить своей ностальгией, четко заявляя, что ностальгия всегда бывает не по родине, а по самому раю, но в этих попытках не видно реальных побед над проблемами нелюбимого и отвратительного настоящего.
Сергей Сиротин