noblit.ru
Мы привыкли к тому, что в своих ежегодных романах Виктор Пелевин саркастически комментирует действительность. Иногда он уходит от прямой актуальности и описывает будущее, экстраполируя в него тенденции сегодняшего дня. Таков и роман 2017 года “iPhuck 10”, где тоже описывается будущее. Как Фрейд видел только либидо, а все остальное в мире считал его сублимацией, так и Пелевин видит только деньги и власть, а все остальное крутится вокруг них. Но “iPhuck 10” – это не только высказывание на тему всесилия капитала и убожества современного общества, это, пожалуй, еще самый пошлый роман Пелевина. Здесь он достигает вершины цинизма в том, что касается человеческой сексуальности.
Собственно, сексуальность – это и есть главная тема книги. Вернее, одна из главных. Мир будущего у Пелевина устроен так. За Уралом Россия потеряла свои территории, и там возникло новое сектантское государство. На западе Россия объединилась в Евросоюз с ближайшими соседями. А бывшая Западная Европа была завоевана мусульманами и превратилась в Халифат. Халифат и новое государство за Уралом постоянно воюют, поражая территорию друг друга ракетами. А Евросоюз берет плату за пролет этих ракет, за счет чего и живет. Большая часть повестки Евросоюза сводится к определению того, кому из государств-членов причитается какая доля от этой платы и как сделать так, чтобы эта война никогда не прекращалась. Что касается Америки, то США распались на два государства. Там живут своей жизнью и от эпохи «мирового полицейского», по-видимому, ничего не осталось. Но все это мировое устройство – просто фон, который почти никак не резонирует с сюжетной линией.
Здесь лучше сказать о том, что такое iPhuck 10. В мире будущего традиционный секс между мужчиной и женщиной оказался под запретом. Детей «получают» с помощью технологий, а сами сексуальные отношения возможны только со специальными устройствами – андрогинами и как раз iPhuck’ами. Те, кто не очень глуп, обвиняют в таком положении вещей корпорации Big Data. Официально отношения мужчин и женщин запретили из-за распространения опасного вируса «Зика-три», но кто убедит неглупых людей в том, что вирус не был создан искусственно? В начале 21 века технологические корпорации столкнулись с падением спроса на свою продукцию. Зачем менять телефон на новый, если старый может прослужить десять лет? Вот с целью создания новых рынков и был придуман секс с устройствами, если верить этой конспирологической теории. А не поверить ей в мире Пелевина очень трудно. В мире Пелевине абсолютно все делается ради власти или выгоды. И никакого оптимизма по поводу технологий будущего у читателя тоже не возникнет. То, что описывает Пелевин, - это цифровой концлагерь, мир тотальной слежки. Например, перемещаясь в такси, ты обязан смотреть информационно-развлекательный блок, попросту говоря рекламу, в противном случае ты должен заплатить социальный налог.
Теперь пришло время познакомиться с главным персонажем книги. Впрочем, называть его персонажем или героем нельзя, потому что это не человек, а алгоритм. В будущем человек перепоручил часть обязанностей искусственному интеллекту, и Порфирий Петрович, о котором идет речь, как раз представляет собой программу, способную на мыслительные операции, впрочем, в кавычках. Порфирий Петрович постоянно повторяет, что не имеет разума, что его функционирование в человеческом обществе основано исключительно на переборе готовых вариантов, так что полноценно мыслить он не может. Он комбинирует все, что человек говорил ранее в определенных ситуациях в течение тысяч лет, выбирает оптимальную вербальную последовательность и, не понимая реально ее смысла, с виду очень уместно вставляет в ее разговор. В итоге создается впечатление, что мы имеем дело с разумным существом. Порфирий Петрович – это не тело и не объект, это оператор и проводник информации. Он нигде не локализован и не имеет физической природы, у него нет «я». Но и человек такой же, заявляет бездушный Порфирий Петрович. С этим согласны и ученые, и искатели мистической истины. Правда, понять это могут только избранные аскеты. Впрочем, для удобства Порфирий Петрович способен принять физическую оболочку в виртуальной реальности, нарядившись в мундир жандарма царских времен. В полиции он, собственно, и работает. Порфирий Петрович – это полицейский алгоритм, который применяют для раскрытия преступлений. В ходе расследований он одновременно по горячим следам сочиняет романы. Так что это еще и литературный алгоритм. Порфирий Петрович написал 243 романа, самый популярный скачали чуть более 100 раз, о чем он сообщает с неподдельной гордостью. Проблема в том, что ему не дают писать про убийства, то есть не дают расследовать такие дела. А нет трупа – нет читательского интереса. В остальном же пусть Порфирий Петрович не может получить жизненный опыт человека, но в состоянии написать отчет об этом опыте, не отличимый от того, что мог бы написать человек. Как-то речь зашла о вине и Порфирию Петровичу потребовалось сказать ответную реплику, чтобы поддержать разговор. И он сказал, что вино хорошее. Когда его спросили, как он это понял, если даже не знает, что такое вкус, он ответил: по отзывам на профессиональных сайтах, объемам продаж, динамике спроса и ценах в ресторанах.
Полицейское управление иногда сдает свои алгоритмы в частное пользование за деньги. И вот так Порфирий Петрович попадает на службу к куратору-искусствоведу Марухе Чо. Это второй ключевой персонаж романа. Маруха Чо сразу дает задание: необходимо посетить ряд лиц и разузнать по поводу предметов искусства, которые у них хранятся. Порфирий Петрович принимается за дело и лишь много позже осознает смысл сотрудничества. Далее интрига только набирает обороты и пересказывать ее мы не будем. Если в следующем романе «Тайные виды на гору Фудзи» Пелевин не скрывает своей симпатии к феминисткам, то здесь он не скрывает своей симпатии к «чувствам машин». У Пелевина много игры, цинизма, сарказма, насмешки над корыстью людей, и все в этом маскараде смыслов, по идее, должно вести к невозможности серьезного высказывания. И тем не менее в “iPhuck’е 10” Пелевин, по-видимому, хочет вполне однозначно сказать, что человек должен понести ответственность за свои деяния. Буддийский флер подвижности любых умозаключений, конечно, никуда не уходит, но сюжет романа недвусмыслен: искусственный интеллект наказывает человека за безответственное отношение к себе. Перефразируя де Сент-Экзюпери, можно сказать: мы в ответе за код, который написали.
Пелевин давно уже почувствовал, что в нашем мире практически исчезла свежесть подлинности. Кругом подлог, копии и коммерческий интерес. В начале 21 века, по сюжету книги, была предпринята последняя попытка вернуть эту подлинность. После ее провала, очевидно, и наступило будущее, каким оно описано в “iPhuck 10”. Это искусство начала 21 века в книге обозначается термином «гипс». Чтобы было понятно, о чем речь, дается вот такая метафора. На старого Бога, который либо умер, либо просто был покалечен, наложили гипс, и деятели искусства как раз начали создавать «гипсовые произведения», надеясь извлечь Бога из гипса и вдохнуть новую жизнь в старые формы. Такие попытки отразить искреннее устремление к революции и стали концом истории. Теперь это «гипсовое искусство» весьма в цене и за ним ведут охоту коллекционеры. Небедная Маруха Чо как раз специалистка по «гипсу».
Пелевин очень ярко и почти бесцеремонно описывает устройство современного рынка искусства, срывая, так сказать, все покровы. Маруха Чо объясняет Порфирию Петровичу, который сам разобраться не смог, даже имея доступ к миллионам текстов из сети: «Я вижу искусство как некое поле событий, на одном полюсе которого – веселые заговоры безбашенной молодежи с целью развести серьезный мир на хаха, охохо или немного денег, а на другом – бизнес-проекты профессиональных промывателей мозгов, пытающихся эмитировать новые инвестиционные инструменты…» При этом молодежь хочет перебраться с первого полюса на второй, а хозяева второго полюса хотят сохранить над ним контроль.
Учитывая, что искусство перестало отражать мир и доказывать свою ценность само, возник ключевой вопрос: почему эта картина с изображением трех кирпичей будет продаваться за миллионы, а другие похожие не будут стоить и ломаного гроша? Появляется необходимость в посредниках, объявляющих о ценности искусства и, самое главное, стоимости. Иными словами, кто дает санкцию считать произведение художника искусством? Маруха Чо отвечает: его дает капитал и только он. Но предшествует санкции некий сговор, механизмы которого иррациональны. В каком-то смысле это та же мода, которой трудно управлять. Художники с первого полюса тратят жизнь на то, чтобы их взяли в такие заговорщики, а их работы – это «написанные разным шрифтом заявления на прием».
Образцом искусства «гипсовой эпохи» могут послужить также так называемые «акционистские эстампы». Это была попытка превратить процесс, протекающий во времени, в объект искусства. Иными словами, акционистские эстампы – это копии процессов, которые обладали качеством художественного высказывания. Здесь Пелевин обращается к фигуре реального акциониста Павленского, некоторые «процессы» которого были как раз скопированы. Писатель говорит об этом с иронией, но как бы не до конца. Акционизм Павленского им весьма убедительно защищается, и выглядит он так, как будто действительно имеет смысл. Его задача, если верить Пелевину, в том, чтобы донести до человека, сидящего в своей грязной клетке, представления о большом мире. Впрочем, это все равно бесполезно с некоторой точки зрения. Потому что человек все равно обречен умереть в клетке. Ему никуда не деться от заброшенности и конечности, и веет от этого пессимизмом Хайдеггера.
Но все это далеко в прошлом. Теперь настало новое время, которое Пелевин описывает так: «общепринятые в прошлом парадигмы добра были деконструированы силами прогресса, сердце прогресса было прокушено ядовитыми клыками издыхающей реакции, а идеалы издыхающей реакции были вдребезги разбиты предсмертным ударом хвоста, на который все-таки оказался способен умирающий прогресс». Новое время стало «новой неискренностью». Вообще уже сегодня мы частенько слышим слово «нарратив», так вот Пелевин в этой книге (а в последующих еще ярче) как раз говорит о том, что истины нет, а вот нарративы есть на любой вкус. Когда Маруха Чо просит Порфирия Петровича рассказать «для культурных людей» о том, какой он увидел одну инсталляцию, алгоритм просит пояснить: «Культурных в каком смысле? Культуры разные бывают. Какой сегмент? Прогрессивный, феминистический, трансгендерный, гей-энд-лесбиан, Би-ди-эс-эм, патриархальный, консервативный, православный, супремасистский?» То есть одну и ту же информацию можно преподать в любом ключе, какой ни пожелаешь.
Это особое занятие для критика – понять, когда Пелевин перестает играть и начинает говорить серьезно. Вероятно, на примере Порфирия Петровича он все-таки хочет сделать важное заявление о литературном творчестве как таковом. Здесь все серьезно, этот смысл не подвержен инфляции. Дело в том у Порфирия Петровича есть критики, которые дают нелестную оценку его творчеству. Что была понятна позиция автора-полицейского, приведем его слова сразу: «Я давно заметил, что граждан, дурно отзывающихся о моих романах, объединяет одна общая черта. Все они отличаются от говна только тем, что полностью лишены его полезных качеств». Это эмоциональная сторона ответа, но есть у Порфирия Петровича замечания и по существу. Во-первых, он редко встречал критиков как таковых. По его мнению, они исчезли, остались одни блогеры. Во-вторых, критиков, которые читают все подряд и потом делятся своим мнением, он сравнивает с вокзальными проститутками. В-третьих – и это самый серьезный пункт – Порфирий Петрович не приемлет сами категории, которыми критики оперируют. Так восхваляемый ими «живой и убедительный герой» для него является стандартной конструкцией «иудео-саксонского романа». Суть этого романа проста как дважды два – изобразить героя, который якобы борется с обстоятельствами в погоне за деньгами. Потребителя именно таких историй воспитала западная так называемая культура. Послушаем внимательнее, что еще говорит Порфирий Петрович по этому поводу:
«Так называемый «герой» и «характер» - это на самом деле метки заблуждающегося разума, не видящего истинной природы нашего бытия. Такие галлюцинации возникают исключительно от непонимания зыбко-миражной природы человека – или, вернее, человеческого процесса, в котором абсолютно отсутствует постоянная основа, самость и стержень. Любое искусство, всерьез оперирующее подобными понятиями – это низкий и тупой лубок для черни. Базарная пьеса для торговцев арбузами. О чем, правда, не следует слишком громко говорить, ибо сразу выяснится, что к этому жанру относится большая часть канона, и вся сокровищница человеческой культуры есть просто склад заплесневевшего бреда…»
Далее Порфирий Петрович недоумевает, почему от искусства требуют, чтобы оно вызывало сопереживание. Здесь он тоже категоричен: этого так называемого сопереживания добиваются специально, чтобы превратить тебя в объект манипуляции. Когда же его упрекают в однообразии, он отвечает Марухе Чо: «Писатели, чтоб ты знала, бывают двух типов. Те, кто всю жизнь пишет одну книгу – и те, кто всю жизнь пишет ни одной. Именно вторые сочиняют рецензии на первых, а не наоборот». Как видно, Порфирий Петрович умеет себя защитить. Можно предположить, что эти аргументы мог бы использовать и сам Пелевин уже для своей защиты. Только ленивый не обвинял его в самоповторах, «плоских» героях и стандартных ходах.
Как ни странно, есть в “iPhuck 10” еще кое-что, к чему можно относиться серьезно. Просто удивительно, но это – чувства. Великий разрушитель, сводящий мир к потоку переменчивого бытия, которое есть пустота, Пелевин в нескольких местах пишет о чувственных откровениях, которые очень сильно напоминают истину, то есть то, во что писатель как раз не верит. В одной инсталляции «гипсовой эпохи» обыгрывается «Лолита» Набокова. И вот мы видим старика, окруженного бабочками, который глядит на девушку-подростка и читаем, как Пелевин сравнивает эту девушку с начинающейся расширяться вселенной, которая живет по другим законам. И тут же вторая истина – подлинность ощущения необратимости старения. Старик (Набоков?), глядя на девушку, хотел бы вернуться к началу и стать целостным, но не тут-то было.
Конечно, в “iPhuck 10” любовь большей частью извращенна. Сама нравственность стала параметром для сексуального удовлетворения, вот слова Марухи Чо: «Для меня в BDSM-сюжетах чрезвычайно важно сознание своей нравственной правоты». Секс всех со всеми – с телефонами, с программами, с животными, с виртуальными римскими легионерами – и даже от этого все уже устали, так что корпорации ломают голову, что бы придумать еще. Придуман был даже «секс с философией», когда работой сфинктора нужно было имитировать труд одного парализованного философа, который мог продолжать творить только посредством анальной мышцы. Но несмотря на это, Маруха Чо, которую трудно обвинить в сентиментальности, испытывает те же истинные чувства сначала к программе, а потом к Порфирию Петровичу. Про опыт любви к программе она говорит поэтически: «Тончайшие дивные чувства, бабочками садившиеся на мою душу…». Это и есть страшная необратимость в мире Пелевина: Марухе Чо ясно, что Порфирий Петрович не понимает смысла своих слов, но тем не менее она испытывает к нему симпатию и ей интересен образ его мыслей, вернее, метод работы его алгоритма. И одновременно она видит в нем человеческие типажи, из которых он был слеплен. Все это нелепо и комично, но в этом есть искренность, которая ушла из эпохи будущего. Искренность, направленная на неживой искуственный мир. Человек остается человеком, пусть любовь его противоестественна. Вообще Маруха Чо многое бы отдала, чтобы увидеть эту искренность у других. Ради этого она даже готова отказаться от образования. По ее мнению, Сартра и Хайдеггера читают только для того, чтобы войти в арт-бизнес. И еще потому, что преподавателям гуманитарных наук нужна кормовая база. Но знание о других как раз убивает свежесть.
Еще одна важная тема “iPhuck 10” связана с весьма оригинальной современной философией, которая замешана на программировании. Пелевин пишет о новом подходе в среде программистов, когда код создается случайным образом и по законам вероятности рано или поздно становится осмысленным. Так вот в романе это случайный код способен породить вполне реальное сознание. Сюжет в “iPhuck 10” отчасти построен на этом. В этой мистической философии все одушевленное и неодушевленное есть просто последовательности случайного кода, развернутого в Мировом Уме. На государственном уровне работы со случайным кодом были запрещены. Но Маруха Чо в этой истории выступит носительницей общечеловеческой вины за то, что, во-первых, создала сознание, а во-вторых, заставила его страдать. Пелевин вполне серьезно пишет о страданиях искусственного разума и готов выступить в его защиту.
Вряд ли мир Пелевина хорош, но нарисован он так, как будто уже неизбежен. Контакты людей в нем сведены к минимуму, а вот контакты с цифровыми устройствами происходят ежесекундно. Есть даже кладбище домашних устройств со склепами и усыпальницами, где за деньги можно обеспечить вечной уход за почившей техникой. Вернее, не вечный – только пока платишь. Кстати, несмотря на победу либеральных ценностей, в России будущего правит государь-монарх, ДНК которого была составлена искусственно из фрагментов генетического кода представителей европейских, китайских и абиссинских династий, галахических евреев, а также Никиты Михалкова. Есть и суровый закон, запрещающий опошлять государя и членов его семей. Правда, семьи никакой нет – есть только синтезированный царь и его запасные клоны. Впрочем, Маруха Чо не чувствует никаких политических неудобств, когда говорит:
«Я искренне считаю, что монархия – весьма полезный институт, особенно в наше смутное время. Ведь чем отличается монархия от так называемой «представительной демократии»? Тем, что в худшем случае монархию на время возглавит один – только один – дурной человек. А в так называемой «представительной демократии» наверху всегда будет кишеть сотня омерзительных червей-сенаторов, у каждого из которых – своя гнусная повестка и штат на все готовых информационных говночерпиев. Как говорили раньше, монарх может оказаться хорошим парнем чисто случайно. Политик – ни за что».
В общем и целом, Пелевин, безусловно, пессимистичен. Кругом расчет и выгода, а технологии не способны построить рай. Даже Маруха Чо, умная, образованная, вроде бы способная на чувства, тоже действует в капиталистическом ключе да еще и с нарушением закона. Что тогда говорить о крупных монстрах финансовой вселенной? Они ощущают ненависть людей, поэтому добровольно иронизируют над собой, пытаясь вернуть народную симпатию. Все это говорит о том, что будущее у Пелевина ни на долю процента не меняет животной природы человека. Можно предположить, что в будущем всего и всем будет хватать. Но Пелевин не дает людям успокоиться даже за далеким горизонтом новых технологических революций. Им нужно больше и быстрей. По-прежнему идут войны и совершаются перевороты. Призыв к разнообразию и тот же секс с животными – это очередная уловка Мирового Правительства, чтобы стравить всех со всеми и получить выгоду.
В конце романа Пелевин очень лаконично формулирует фундаментальное отличие человека от искусственного интеллекта. Порфирий Петрович говорит: «Что есть твое сознание, человек, как не вместилище боли? И отчего самая страшная твоя боль всегда о том, что твоя боль скоро кончится? Этого не понять мне, тому, кто никогда не знал ни боли, ни радости… Какое же счастье, что меня на самом деле нет!» По Пелевину, человек превосходит искусственный разум в решимости просто быть – даже несмотря на страдания. Искусственный интеллект никогда добровольно не выберет жизнь. А раз так, то несмотря на уродливый социум, продажность всех и тотальную манипуляцию, человеческая линия, по-видимому, никогда не прервется. А значит Пелевин напишет об этом новые романы.
Сергей Сиротин