noblit.ru
Гигантский роман-эпопея «Столица в огне» японского классика Кага Отохико завершается третьим томом. В первой книге мы были свидетелями восстания младоофицеров 1936 года, недовольных тем, как военные следуют курсу императора, прочитали об обострении в Манчжурии и увидели начало Тихоокеанской войны с США. Во второй книге, если говорить хронологически, события завершались первыми бомбардировками Токио. Эйфория начала войны сошла на нет и стало понятно, что японская армия отступает. Наконец, в заключительном томе мы можем прочитать об ужасающих бомбардировках Токио весной 1945 года, затем о ядерных бомбардировках августа и капитуляции. Поверженная Япония оккупируется Америкой. Главное, чему посвящен третий том, - это тому, как по-разному отнеслись к поражению японцы. Как нашлись конъюнктурщики, которые приняли новые правила игры, и остались те, кто не изменил прежним идеалам. К последним относится Токита Рихей – бывший военный врач, участник Цусимского сражения, владелец клиники и изобретатель, который теряет все – и клинику, и здоровье, и выбирает смерть через саморазрушение. Со стороны может показаться, что это малодушие перед лицом реальности, но Кага Отохико все же подводит нас к мысли, что это скорее мужественный выбор человека, не способного пережить поражение родной страны и таким образом как бы не признающего его.
Во втором томе Токита Рихей прошел через серьезное испытание. Не в силах противодействовать слухам о связи его супруги с сыном от первого брака, он подсел на морфий и позже был вынужден лечиться в жестких условиях, что позволяло назвать это не лечением даже, а просто пережиданием синдрома отмены в одиночной камере. Тем не менее от зависимости он избавился и с новыми силами вернулся к руководству клиникой. Время тяжелое. Токио уже бомбят, причем японские зенитки ничего не могут сделать с американскими самолетами. Рихей пристроил к делу своего незаконнорожденного сына от медсестры, которого они отдали на содержание в семью крестьян-изуверов, из-за чего мальчик вырос горбатым. Этот «урод» по имени Горо долго мыкался, выполняя низкоквалифицированную работу, и терпел унижения, пока не стал плотником у отца. Теперь он отвечает за подготовку зданий к возможным авианалетам. Он вроде бы при деле, не голодает и имеет жилье, но его истинное отношение к отцу – это большая тема третьего тома. Горо будет вспоминать в подробностях свою несчастную жизнь, изнасилует Нацуэ (младшую дочь Рихея) и напишет ей длинное прощальное письмо, где расскажет о своей причастности к смерти других людей. Горо – это персонаж Достоевского. Всеми отвергнутый, он пытается самоутвердиться в жизни обходным путем, совершая жестокие поступки.
В сознании людей остались только ядерные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки и почему-то гораздо меньше говорят об «обычных» авиабомбардировках Токио 10 марта и 26 мая 1945 года. В этих атаках погибло не меньше людей, чем от ядерных бомб – свыше 100 тысяч. В крематориях не хватало дров, чтобы сжечь все эти трупы. Если взять оценку жертв 10 марта в 120 тысяч, то можно сказать, что Япония за одну ночь потеряла столько же, сколько за всю японско-русскую войну. Сотни тысячи построек сгорели, и миллион жителей остался без крыши над головой. Люди были доведены до отчаяния. Как-то на прием к Рихею пришел унтер-офицер с венерическим заболеванием. Рихей удивился: где же в такое время сыщешь веселые кварталы? Офицер ответил, что в связь легко вступить с погорельцами.
Кага Отохико подробно описал гибнущий в огне Токио, рассказав детально о потерях людей и зданий в каждом квартале. Ночные пожары настолько ярко освещали пространство, что, как сообщает писатель, можно было читать газету. Это был настоящий ад и не только из-за количества жертв, но еще и потому, что эти горы трупов своей будничностью убивали сострадание в человеке. Такого сострадания, глядя на труп девочки и матери, лишилась, в частности, Хацуэ (старшая дочь Рихея), которая спрашивала себя: что еще должно случиться, чтобы я смогла его обрести? Не пережила эти атаки и клиника Рихея, а сам директор получил тяжелые ожоги и потерял зрение. Казалось бы, после этого поражение Японии стало очевидным, тем не менее в среде японских руководителей имелось немало тех, кто был настроен дать решительный бой американцам уже на территории островов. Если раньше эвакуировавшиеся из Токио женщины должны были в провинции отрабатывать трудовую повинность, то теперь их учили еще наносить удары кольями. Каждый японец в представлении части военного командования должен был взять оружие и защитить священную землю Японии. В Ставке планировался даже путч, 11 августа вышел даже министерский «Приказ по всем армейским подразделением» о необходимости «жевать траву», но сломить врага. Но было понятно, что это крик отчаяния, потому что уже ни о какой победе в документе не говорилось. Воля императора победила, и 15 августа 1945 года случилось неслыханное: божественный император как обычный человек обратился по радио к нации и объявил о капитуляции страны. Речь транслировали во всех учреждениях, но даже в училищах не все надзиратели и преподаватели понимали смысл услышанного, поскольку государь изъяснялся исключительно высокопарно.
Наверняка многие чувствовали, что Япония проигрывает войну, задолго до капитуляции. У стран-союзниц были неисчерпаемые ресурсы, а Япония этому могла противопоставить только смертников. А когда в газетах написали про новый тип сброшенной бомбы, назвав его «атомным», никто просто не понял этого термина. Как пишет Кага Отохико, «за показным оптимизмом скрывались признаки агонии». Но, во-первых, говорить об этом вслух было нельзя, а во-вторых, даже предчувствуя поражение, скорее всего большинство японцев просто отказывалось в это верить. Как же удивило Хацуэ, старшую дочь Рихея, письмо ее дочери, отданной в провинцию обучаться скрипке у известного музыканта Штайнера. Дочь, по возрасту еще даже не подросток, написала, что Германия и Япония проигрывают. Хацуэ была почти шокирована. Ее ребенок не только почувствовал истинное состояние дел, но и не побоялся об этом сказать. Власть же требовала от населения либо безоговорочной поддержки, либо на худой конец молчания. Большинство вслед за военными было уверено, что даже если сдать завоеванные территории, финальная битва на островах позволит японцам использовать стратегическое преимущество. Людей обязывали в это верить, даже несмотря на бомбардировки Токио. Правда, некоторые вроде штабного офицера Кэйскэ хорошо понимают, что и генеральное сражение не спасет. Сейчас Токио напоминает пустые холмы Халхин-Гола. До чего мы дошли, думает Кэйскэ, если столица империи напоминает захолустье Манчжурии? Вот только даже заикнуться об этом было нельзя – сразу объявят предателем. Офицерам Ставки есть чего боятся, ведь американцы будут судить их как военных преступников. Это только в японском кодексе бусидо есть уважение к побежденному, а у американцев такого нет. Отсюда и все эти мысли о намерении дать генеральное сражение.
За пределами армии между тем порядок поддерживался железной рукой полиции. В пригороде даже нельзя было организовать концерт классической музыки без разрешения жандармерии – собираться числом более двадцати человек было запрещено. Когда Хацуэ оказалась в эвакуации и рассказала на собрании о запруженном трупами токийском канале, ее вызвали в полицию. Почему она рассказывает небылицы и сеет панику? И почему она вообще покинула дом во время бомбардировки вместо того, чтобы участвовать в тушении пожара? Ведь вышла директива: дома не покидать. Это вообще-то дезертирство. Власть держала народ в узде до самого последнего дня войны. И даже позже, потому что и после обращения императора к народу полицейские делали выговор токийцам, отказывавшимся гасить свет. Полицейские говорили, что светомаскировку еще пока никто не отменял. Эта странная исполнительность и ревнительность только подчеркивала репрессивную сущность государства. Однако после капитуляции все и в частности Юдзи, муж Хацуэ, все же вздохнут с облегчением. Так ли людям нужна была война, если они с такой радостью восприняли новость об ее окончании, пусть Япония и проиграла? А ведь Юдзи потерял все свои сбережения, вложенные в акции Манчжурских и южных компаний. Нет, мирное небо над головой гораздо важнее денег, хотя новая реальность не будет легкой. Акции превратились в бумажки, дом, который семья сдавала, сгорел, и рухнули мечты о жизни на дивиденды.
Во время войны выступить против несправедливого порядка вещей мог только Тоору – христианин, потерявший руку в войне с Китаем, и муж Нацуэ. Но он был посажен в тюрьму по новому закону, разрешающему превентивное заключение неугодных. У родителей его позиция понимания не встретила, отец считал его позорным изменником, который вместо борьбы за страну выбрал прохлаждение в тюрьме. Тоору бомбардировки понятны. В Токио попросту не нашлось праведников, чтобы Бог защитил этот город. А праведником мог бы стать любой, достаточно было просто выступить против войны. Так, говоря «нет», а не «да», поступал Христос. В тюрьме Тоору лишили даже христианской литературы. Он хотел бы читать «Исповедь» Августина, а вместо этого ему подсовывали древние японские хроники, трактаты о пути подданного и прочую «патриотическую дребедень». Потом это все еще требовалось обсуждать на семинарах. Тоору не приемлет исключительность Японии, отраженную в японских мифах. Почему в них ничего не говорится о других странах? И почему императора нужно считать богом? После налетов 24 и 25 мая премьер Судзуки выразил сожаление по поводу разрушений дворца, но почему-то не нашел слов сочувствия для обычных граждан. Все это только убеждает Тоору, что «государство – это организация, возводящая стены». Но такой стойкий Тоору тоже придет к кризису веры после освобождения. Он не сможет прийти к примирению со своим наставником, американцем патером Джо. Дело в том, что Джо будет оправдывать атомные бомбардировки, а для Тоору это будет неприемлимо. Получается, что ни он, ни Джо не могут возлюбить своих врагов.
Вряд ли можно оправдать зверства какого-либо народа на войне, но иногда можно понять причину эту зверств. Она кроется в национальном унижении. Отец Кэйскэ, видный политик и идеолог военной экспансии Японии, недоумевал в свое время, почему это Америка, Британия, Россия и Франция укрепляют свою мощь за счет расширения территорий, а когда Япония вводит войска в Манчжурию, ее объявляются захватчиком? Поэтому, по его мнению, Японии тем более нужно быть сильной и защищать свои интересы. Однако после войны Японию унизили еще сильнее. Причем американцы не сильно хорошо представляли реалии Японии, на дурном японском именуя императора «монархом» и указывая на наличие военно-воздушных сил, хотя в стране были только армия и флот. Кага Отохико хорошо описал, во что превратился японский народ после капитуляции. Некоторые военные вроде Кэйскэ, вчера защищавшие священную войну и готовые сажать в тюрьму несогласных, теперь превратились в политиков, согласных строить новую страну под присмотром американцев. А большинство простых японцев превратилось в голодную обслугу господ из США и Британии. Британцы, например, не считали нужным отвечать на приветствия японцев, могли ударить за одно только обращение к ним, а парадный вход в посольстве им и вовсе был закрыт. Кроме того, японцам, чтобы сильнее их унизить, теперь показывают фильмы, где союзные войска громят их армию.
Токита Рихей не смог это пережить, да и в капитуляцию, когда только услышал о ней, просто не поверил. Его настолько шокировала эта новость, что он готов предъявить обвинения не только военным и премьеру, но и самому императору. Хирохито, по его мнению, недостоин звания воина, не то что великий Мэйдзи! Надо было давать генеральный бой, а теперь Япония превратится в страну-изгоя. Рихей выбирает смерть, причем смерть для него – это не тьма, а наоборот, ослепительный свет. Личную трагедию, впрочем, переживает не только Рихей, но и его внук Юта, сын Хацуэ, которого с таким трудом удалось отдать в кадетское училище. В училище без отопления и с плохим питанием было несладко. Юта отморозил себе конечности, а когда вдруг оказывался в тепле, они болели только сильнее. Тем не менее когда война кончилась, кончился и мир в душе Юты. Его готовили принять смерть за императора и мало было просто быть за войну, следовало видеть в ней абсолютную ценность. А теперь, когда побежденные японцы так стелются перед американцами, получается, что взрослые его все это время обманывали. Для Юты это не просто неприятное переживание, это экзистенциальная драма и конец света. То, ради чего он жил, больше не существовало. Даже в школе все изменилось:
«Прошло всего полтора месяца, а из их ртов без всякого стеснения вылетали слова, совершенно противоположные тому, что они втолковывали нам раньше. Учитель английского, ранее утверждавший, что на этом языке говорят худшие из народов, что это язык американско-английских скотов и дьяволов, что его нужно учить только для шпионской работы, чтобы победить в войне, теперь хвалился, что лучше всех в школе знает американскую культуру, и призывал подружиться с американцами, которые очень талантливы и любят мир. Историк еще недавно талдычил, что страна богов Япония — лучшая в мире, а вот Америка — никуда не годная страна, которой не был ниспослан божественный император, там командует президент, плебей. Теперь же он рассказывал об истории Америки и утверждал, что именно дух демократии достоин восхищения».
Стоит ли учиться в такой школе? Юта считает, что нет, поэтому прогуливает. Вместо уроков он на улице читает Достоевского, и разрушенный Токио для него превращается в Санкт-Петербург с его титулярными советниками и забулдыгами. Вообще восстановление Токио шло медленно, хотя, как можно отметить, веселые кварталы отстроили почти сразу же.
Трехтомная «Столица в огне» Кага Отохико – это гигантское полотно о Японии трагического периода 1935-1947 годов. Кага Отохико вряд ли приемлет войну и тот путь, который избрали милитаристы в конце 1930-х. Но часть истины состоит и в том, что он не готов отказываться от верности своей стране и своей истории. Эту верность воплощает главный герой эпопеи – военный врач Токита Рихей. Этот человек противоречив так же, как противоречив любой человек. Он изменял жене, отказывался от слов, данных ей, и косвенно превратил сына в калеку. Но он также был человеком дела, увлеченным наукой и врачеванием, который помогал своей стране и восхищался мощью армии и флота. Невозможность пережить поражение – вот о чем заключительный том этого монументального романа. Кага Отохико одновременно описывает трагедию народа, которую принесла война, и рисует портрет волевого человека, который совершенно в традиционном японском духе выбирает смерть, чтобы спасти честь.
Сергей Сиротин