Кризис жизни. Сол Беллоу. Герцог

Книга «Герцог» - ключевая в творчестве американского прозаика и Нобелевского лауреата Сола Беллоу. Ключевой она является не только по своей теме, но и потому что писатель к ней постоянно возвращался в позднем творчестве. Это роман об американском еврее-интеллектуале Мозесе Герцоге, который переживает кризис семейной жизни. Причем нельзя сказать, что кризис это исключительно семейный. Тягостные отношения с бывшей женой становятся прелюдией к болезненному переживанию жизни вообще, к неуверенности в себе, к конфликту с окружающими, вплоть до угрозы сумасшествия. Мозес Герцог живет в центре огненного круга и не может за него выйти. В жизни его есть, впрочем, и немало спасительного света, но пока он в раздумьях и не знает, как поступить.

Мозес Герцог специалист по романтизму. Был он штатным университетским профессором, позднее в связи с переездами стал преподавать в школах. У него есть научные труды, признанные коллегами как важные, но сам Герцог не считает, что сделал что-то выдающееся. Что бы он ни взялся оценивать в себе, везде он видит среднюю величину. Уже на первых страницах он преподносит себя: «Он отравлял жизнь первой жене, Дейзи. Вторая, Маделин, чуть не доконала его самого. Сыну и дочери он был любящим, но плохим отцом. Собственным родителям – неблагодарным сыном. Отчизне – безучастным гражданином. Братьев и сестру он тоже любил, но – издалека. С друзьями индивидуалист. В любви ленив. В радости скучен. Перед силой уступчив. С собственной душой уклончив». Постоянные раздумья превратили его в нерешительного, вечно колеблющегося человека, не всегда способного принять нужное решение. У него было два брака. Он первого остался сын, который живет с матерью, от второго дочь, она тоже осталась у матери. Этот второй брак и является для Герцога источником головной боли. С этой женщиной, Маделин, он когда-то был счастлив, долго не понимая, что его просто использовали. Из-за Маделин он бросил Чикаго и перебрался в провинцию, где купил полуразрушенный дом, который сам же и ремонтировал. Красивая, но истеричная Маделин подчинила себе Герцога, который поначалу этого не замечал. Но дело даже не только в ее стервозном характере. В последние годы до развода она фактически спланировала очень подлую измену с другом семьи Валентайном, одноногим втирушей, который в итоге не только отобрал жену у Герцога, но и через посредство Маделин наложил руку на скромные, правда, капиталы Герцога. Жена оставила Герцога ни с чем. Она ушла с тем, кого он считал другом. Она обязала его платить алименты. Она запретила ему появляться у его дома и отдала его фотографию в полицию. Она сделала все, чтобы уничтожить самую память о нем. Герцог любил ее, теперь - ненавидит. Он хочет убить ее и Валентайна, но в силу нерешительности не может выстрелить из взятого в руки заряженного револьвера отца. Более того, из-за этого револьвера, взятого из дома отца просто как сувенир, Герцогу еще приходится оправдываться в полиции после того как он попадает в аварию. В общем, даже удача подчас его не балует.

Жизнь Герцога в романе - это не лекции в школе, хотя цель его гуманитарных исследований вполне определенна – это раскрытие социальной полноты небытия, признание – вопреки романтическим представлениям – неуникальности личности и обновление универсалий. Все это он сейчас забросил и занялся вполне себе безумным написанием писем ко всем подряд. Почему безумным? Потому что они написаны иногда тем, кто уже никогда не ответит, например, почившим американским президентам. Герцог пишет своим учителям, адвокатам, адвокатам Маделин, врачам, друзьям, родственникам, философам, и со всеми он спорит. Он ни с кем до конца не согласен, каждому своему адресату ему есть что высказать. Получается, что никто из всех этих людей, включая ученых, не сумел до конца понять и описать его жизнь как она есть. Иначе зачем ему спорить? Его жизнь, скромная, склочная, наполненная, по сути, вечным шумом и яростью, оказывается богаче того, что способны в жизни увидеть философы. Путь Герцога – это путь разочарования. Не только в бывшей жене, во всем. Он уже не верит даже в философские учения, в которых когда-то находил утешение. Он не просто не верит в них, он их видит насквозь и не встречает ничего тайного и непонятного. «Все ясно до боли», - говорит он. И таков его взгляд на то, что в общем-то призвано восстановить духовные основы цивилизации. Что тогда говорить о самой цивилизации? Герцог поражается ее кровавой бездуховности. Однако это не бездуховность, свойственная упадку античного мира. Крушение имеет другую природу. «Старые империи рухнули, но силы, которыми они держались, окрепли как никогда», - говорит Герцог. Это гибель вследствие стандартизации. Возможно, Беллоу согласился бы с формулировкой Бодрийяра, который называл это «адом того же самого», в противовес «аду другого» Сартра. Нет больше другого, все одинаково – бюрократический мир, населенный «люто свирепыми» «шпенглерами», прошедшими «культурную муштру».

Во время личной трагедии, связанной с разрывом с женой, Герцога окружают не менее омерзительные советчики. Доктора и адвокаты «рекламируют ему пустоту». В руках они никогда не держали ни одной книги по метафизике, но проповедуют отказ от личного во имя спасения души, о которой не имеют представления. Такой же была и Маделин. Ей нужен был честолюбивый человек вроде Герцога, чтобы потом его медленно растоптать. То есть лишить этого честолюбия. В книге немало длинных пассажей, в которых Беллоу выписывает ту степень отвращения к достоинству мужчины, которой обладала Маделин. Теперь Герцог называет ее не иначе как сволочной сукой.

Несмотря на крах личного мира, Герцог остается принадлежным к редкой когорте интеллектуалов-гуманистов. Он отказывается принимать отношение к человеку как к средству. Громадная вселенная, считает он, не может умалить ценности отдельной личности. К человеку нужно идти, нужно быть человечным. Чтобы быть таким, нужно понять и принять обыденный человеческий мир, чего, по мнению Герцога, не сделал ни один философ, включая Хайдеггера. Даже к Гете Герцог относится пренебрежительно, называя его тем, кто «договорит за вас все, перескажет все ваши мысли, все разъяснит». В то время как обыденность, то, как она организована, и есть ключ к тому, каким будет человек и его духовное содержание.

Книга кончается не на пессимистической ноте. Даже несмотря на то, что Герцог развивает формулу Ницше и приходит к тому, что вместо «Бог умер» теперь точнее утверждать, что «Смерть есть Бог». И все же Герцогу, хотя его окружают те, кто его не понимает, есть куда пойти – это молодая женщина Рамона, владелица цветочного магазина, с которой у него роман. Герцог сознает все опасности новых отношений, уже заранее чувствует, что его ждет новая тюрьма, но тем не менее он шагает навстречу новому, прочь от старых тревог. Может быть, личные кризисы для того и даны, чтобы дать возможность остановиться, оглядеться и выбрать новое направление для движения. Герцог такое направление выбирает, но остается на стороне гуманистических ценностей. 

Сергей Сиротин