noblit.ru
Клариси Лиспектор. Вода живая. Пер. Е. Хованович. M.: No Kidding Press, 2022.
«Вода живая», выпущенная издательством No Kidding Press, стала третьим переведенным романом крупнейшей бразильской писательницы 20 века Клариси Лиспектор. До этого в 2000 году выходили «Час звезды» и «Осажденный город». «Вода живая», во-первых, очень небольшой по объему роман – меньше ста страниц. Во-вторых, он чрезвычайно экспериментальный. Все элементы классических нарративов – герой, время, место, конфликт, борьба, развитие личности – в нем отсутствуют. Это даже не повествование о человеке, а скорее, если можно выразиться, феноменология субъекта, то есть в высшей степени философская проза, сосредоточенная на вполне научной категории, а именно человеческом «Я». Впрочем, возможно, сама Лиспектор поспорила бы с тем, что ее творчество философское. Любая философия – это территория разума и мысли. Так вот у «Воды живой» несколько другая задача – чисто музыкой слов, а вовсе не их смыслом, попытаться задержать настоящее мгновение. Там, где у слов есть смысл, возможны дискуссии, споры, доказательства и опровержения. Все это не работает с прозой Лиспектор. Писательница не рассказывает истории и написанное ею даже не следует читать в привычном понимании. Эта проза – прикосновение к самому нерву бытия. По накалу экспериментальности и сложности для восприятия «Вода живая» напоминает ранние опыты Филиппа Соллерса.
Сказать про «сюжет» в этой книги практически ничего нельзя. Есть некая девушка или женщина, которая пишет своему возлюбленному. Сколько ей лет, кто ее мужчина, как они познакомились, как развивались их отношения – об этом нет ни слова. Есть только длинное письмо этой женщины и намек на недоумение, потому что женщина пишет, а ответа не получает, и зачем тогда любить мужчину? В конце она только укрепится в этих сомнениях. Она придет к выводу, что ей не следует считать себя принадлежащей мужчине, потому что она не «его», она «своя».
В ее письме, которое и составляет текст «Воды живой», нет событий, оно представляет собой размышление женщины о себе. Но опять же размышление – слово неудачное. Героиня скорее фиксирует некие грани опыта, который ее «Я» получает от пребывания в мире. А цель ее следующая: поймать момент настоящего времени, в котором каждая вещь существует. Этот момент эфемерен и подвижен и поймать его, по-видимому, невозможно. Но задача такая стоит. Главное, не сопротивляться. По-хорошему нужно вообще сдаться на милость мгновения, пусть это и трудно. Впрочем, когда она пишет, у нее это как раз получается. Для героини вообще нет прошлого и будущего, есть только текущий миг, который вечно ускользает. Безрезультатность усилий, впрочем, компенсируется тем, что эта ткань времени соткана из радости. Мгновения восторга искрятся где-то в высоте, и действительно то, что Лиспектор хочет выразить, находится за пределами тела и материи. Это чистый опыт счастья, который, однако, нельзя зафиксировать словами.
Также о героине известно, что она занимается живописью. Обращение к словам в письме к возлюбленному – это для нее новая грань самопознания. Ее творчество, как музыка, не предназначено для понимания умом. Его нужно слушать. Бесполезно верить в силу слов, ведь высказать все невозможно, но тем не менее она хочет пройти путь до их основания, поэтому какую-то философскую работу все же проделывает.
Что можно сказать о героине? Она, например, признается, что ее жизнь очень напряжена и она «живет на грани». Вряд ли под этим понимаются тяжелые социальные обстоятельства или физические страдания. В одном месте она, правда, намекает, что ее прошлое было болезненно, но кто из нас не проходил кризисы? Будь это война или голод, упоминания о них скорее всего нельзя было бы избежать. В общем, сейчас она ищет свободы и легкости. Ее «болезненное прошлое» и нынешняя «жизнь на грани» вероятней всего говорят об интенсивном опыте, который ее «Я» получает от столкновения с миром. Далее она сообщает, что у нее есть глубочайшее желание говорить. Правда, цель вряд ли в том, чтобы донести какой-то смысл, потому что свои слова она называет «воздушными пируэтами». И действительно, ее речь – это танец звуков, а вовсе не защита какой-то позиции. Про свое «Я» она прямо говорит, что к нему не применимы никакие описательные категории. Ее «Я» в миг настоящего – это некое состояние, одновременно новое и истинное. Тем не менее, хотя ее речь не выражает смыслов, от нее она требует многого. В частности, строгости, натянутой, как тетива, почти до безжизненности. Да, выразить ничего нельзя, поэтому говорит она всегда не то, что хочет. Но в этом и состоит загадка ее творчества. За пределами смысла, вне борьбы аргументов и определенности окончательных выводов, ее творчество все равно обретает ценность. Это ценность не дорогого объекта, а самого движения, потока.
Именно потому, что это движение и поток, никакого реального улова у Лиспектор нет. Она не улавливает себя в настоящем моменте, хотя и слышит некие отголоски своего «Я». Одновременно поток означает отсутствие покоя. Героиня Лиспектор живет не пассивно, как растение, а активно, как агрессивное животное. Ей нужно прожить каждую вещь, чтобы понять ее, и еще нужно держать нерв самой жизни. Этот оголенный нерв не результат болезни. Для нее это хорошо видимый проводник буйной энергии, ей, собственно, как раз и нужно, чтобы этот нерв бешено бился в ее руках. Жизнь для нее – это не лежачий камень и не спокойная гладь озера. Это взрыв вулкана. На пути познания себя и жизни героиня формулирует новую задачу: ей нужна свобода «от меня и тебя», хотя подобная свобода, очевидно, ведет к смерти. Пока что героиня еще не дошла до своих границ, поэтому процесс продолжается. Ей не то чтобы важен миг настоящего, скорее она просто не понимает, что у нее еще есть помимо этого мига. Поэтому даже если она рассказывает о прошлом или представляет будущее, это все равно настоящее время. А назначение ее письма – поймать то, что не является словом. Саму реальность. Пока что слова преобразуют то, чем она является, во что-то вне ее. Ей же нужно лучше овладеть свободой чувств и мысли, потому что пока она для себя темна. Из-за этой неспособности ничем управлять, включая собственные слова, она называет себя «ненадежной». Она бесконечно углубляется в себя, называя свою жизнь «морской глубиной», но там, в глубине, себе не верит.
«Воду живую» можно было бы счесть вполне безобидным опытом познания, если бы на этом пути героиня не раздвигала в том числе и границы морали. Поиск, напряжение, работа – эти нейтральные слова хорошо подходят для описания того, что происходит на страницах романа. Но вот слова «благо» в этот ряд поместить нельзя. По нескольким пассажам Лиспектор можно заключить, что ее гимн жизни – это вовсе не гимн добру, а в самой ее работе есть нечто дьявольское. Свое творчество она называет черной мессой и мерзостью, которые ждут прощения Бога. Кроме того, она намекает на какой-то трансцендентный опыт, когда пишет о том, что была «на другой стороне» и дала там какую-то клятву, скрепленную кровью. Кровью пишутся обычно договоры с дьяволом. Также она сообщает, что ее ангел упал с небес в преисподнюю, где обитает, упиваясь злом. Наконец встречается совсем уже радикальное признание в том, что она буквально «пьет кровь». Прибавим к этому еще такую фразу: «меня влечет ошибочное и я обожаю грех». Но вряд ли это означает полный отказ от стремления к Богу, ведь одновременно есть у героини и слова почти покаяния в том, что в ней много любви, но она бывает разрушительна, поэтому нужно, чтобы сам Бог явился к ней. Вероятно, именно Бог должен спасти ее от злобной сущности, которая способна взять над ней верх.
Впрочем, никаких содержательных отсылок к эзотерическим трудам читатель здесь не встретит. А вот намеки на учение вполне рационального Фрейда встретить можно. Анализируя свое «Я», героиня, например, выделяет некую внеличностную часть, которую называет фрейдовским термином «ид». Если ее личность податлива, как рыхлая земля, то «ид» твердый, как галька, хотя и порожден тоже ею.
Рассуждения Лиспектор в «Воде живой» вряд ли можно сложить в стройную философскую конструкцию. Не нужно прикладывать много усилий, чтобы найти в этом тексте целый ряд противоречий. Вот героиня живет интенсивной чувственной «жизнью на грани» и держит сам нерв бушующей жизни, называя себя «стойким бойцом». А потом признается почти в бессилии: «Я живу лишь глубинным слоем чувств, я еле жива». Или вообще считает себя животным, сводя на нет сложность чувственных ощущений. Далее мы только что приводили ее слова о том, что «ид» твердый, как галька. Позже она говорит, что «ид» мягкий и живой. Затем в одном месте она говорит, что устала, поскольку постоянно приглядывает за миром. Такое занятие она называет своим врожденным предназначением. В другом – предполагает, что она предмет без предназначения. И позже сообщает с еще большей определенностью, что «не выполняет никакую миссию, а просто живет». А как же тогда приглядывание за миром?
Но если не класть «Воду живую» на стол философу-рецензенту, то объяснить все эти противоречия, вероятно, можно. Исследование себя привело героиню этой книги к контакту с новой реальностью, для которой у нее еще нет ни слов, ни мыслей. А если нет готовых правил для восприятия, оно может быть любым, в том числе и противоречивым. И мир, и сама героиня чрезвычайно сложны. Героиню нельзя описать в двух словах, потому что она сумма, которую не сосчитать простым сложением. Мы вообще не знаем, кто мы и что такое реальность. У нас есть только символы, позволяющие делать описания. Дискуссия возможна только потому, что у разных людей одинаковые символы. Но у самой реальности нет синонимов. Поэтому проза Лиспектор – это совершенно новый подход к философской работе. Ее суть не в том, чтобы схватить смысл и идею, а в том, чтобы лишь создать музыкальное сопровождение с помощью определенным образом звучащих слов. Это будет, по ее словам, «утешением для нашей заброшенности», где уже видна отсылка к философии Хайдеггера. Она и сама говорит, что традиционных средств выражения ей мало. Но, увы, мы все равно вынуждены анализировать «Воду живую» с точки зрения «смысла», и это скорее наша вина, чем автора. А Лиспектор, очистив свое послание от всего лишнего, включая понятия блага и добра, поет гимн жизни и самому бытию, которое считает высшей ценностью и называет «чистым кристальным экстазом». Бытие – это истина, которую нужно не искать, а проживать. В конце концов, в сердцевине самого факта собственного существования героиня самодостаточна и уже не задает вопросов.
Сергей Сиротин
Опубликовано в журнале "Урал", №10, 2023.