Приветствуем вас в клубе любителей качественной серьезной литературы. Мы собираем информацию по Нобелевским лауреатам, обсуждаем достойных писателей, следим за новинками, пишем рецензии и отзывы.

Последняя любовь в Константинополе. Милорад Павич

Последняя любовь в Константинополе. Милорад Павич. Перевод Ларисы Савельевой

Досмотрев сериал «Ирма Веп», в очередной раз окунулся в творческий мир Милорада Павича. В фильме была отсылка к режиссеру-экспериментатору Кеннету Энгеру, который через инфернальную природу кино пытался найти магический свет. Павич в письме зачастую тоже творит волшебство. Здесь могут соседствовать вурдалаки и кровопийцы. Кстати, довольно любопытный факт из славянской мифологии, что человек после смерти может стать вампиром. Можно найти мнение, что кровососущий вид нежити появился впервые не у румын, а у сербов (или в славянских мифах, например, у болгар върколак). А так как творчество Павича восходит корнями к славянской мифологии, то в его произведениях магических существ предостаточно.

И, конечно, карты Таро как нельзя лучше легли в русло творческих поисков автора. Это не только эзотерический символ, но и отсылка к «Замку скрещенных судеб» Кальвино. Первый ключ к великому аркану Таро - Шут. Если выпадает правильно, карта означает сохранение знаний, творческих сил, оригинальность, хорошее начало работы. Если наоборот: упадок, шарлатанство, плохой старт. Итало Кальвино в «Замке скрещенных судеб» говорит от имени рассказчика-писателя: «Пожалуй, пришел момент признать, что только карта таро номер один честно изображает то, чем мне удалось стать – фокусником или шарлатаном, который выставляет на ярмарочном помосте какое-то количество предметов, и передвигая их, соединяя, меняя местами, достигает какого-то количества эффектов.»(пер. А. В. Гавриленко А. Толочко)

Павич приглашает читателя к соучастию, к созданию нарратива. Карты таро (истории) можно перемешивать, можно читать линейно. В конце автор добавил карту расклада, которая помогает в путешествии по нелинейной структуре романа, раскрывая прошлое, настоящее и будущее персонажей в романе. Если разобраться в символике карт, то масти разделены на женские и мужские. Павич рассматривает двойственную природу человека: Харлампий Опуич — сильный мужской персонаж, он же дьявол, вампир, Софроний Опуич — слабый мужской, Ерисена — сильный женский, причем её третья туфля, ещё и олицетворяет свободу выбора, она может матерью, дочерью или женщиной, Дуня — слабый женский. Эти же герои могут составлять дихотомию: мать-дочь, отец-сын, мужчина-женщина, и смешанные комбинации между мужским и женским началами. Причем сильные персонажи имеют демоническую природу — Харлампий — дьявол и вампир, Ерисена — знахарка, ведьма.

Карты Таро — многозначные символы, которые постоянно привлекают исследователей, желающих окунуться в таинство знания. Можно вспомнить философско-эзотерические работы Петра Успенского или исследования карточных гаданий как семиотической системы Борисом Успенским. Павич идет дальше в своих поисках и не ограничивается только символикой и мифологией. Центральная тема романа как и «Хазарском словаре» - история народа. И здесь Павич близок Милошу Црянскому с его романом «Переселение».

Две книги «Переселения» формально почти не связаны, в них нет общих сюжетных линий или общих героев. Главный герой второй книги — Павел Исакович, пасынок Вука Исаковича. Вук, состарившийся и отстранившийся от дел, здесь только упоминается. Связь между этими книгами в другом. Две книги «Переселения» — это как бы два варианта ответа на вопрос о внутренней свободе человека, о способности человека изменять свою судьбу, достичь поставленной цели.

Н. Яковлева в предисловии к роману «Переселение» Милоша Црнянского

Харлампий Опуич напоминает вечного воина Вука Исаковича. Софроний Опуич с его «легким голодом, который, как боль, сворачивается под сердцем, или легкой болью, которая пробуждается в душе подобно голоду», с его постоянным поиском своей личности, напоминает нам Павла Исаковича, который всегда тоскует по невозможному (будь то мертвая женщина, черногорец с зелеными глазами и пепельными ресницами или далекая Россия, где каждый найдет свое счастье). И, если Црнянский видел положение сербов в универсальной перспективе, Павич говорит о распаде национального сознания. Для одних «наши» - французы, для других — австрийцы. Сербы воюют между собой, проявляя себя в войне и соперничестве с другими сербами. Недаром «красивая повесть» о пари двух сербов переплетается с историей дуэли Авксентия Папилы и капитана Опуича.

Павич в «Последней любви в Константинополе» ищет не только ответы на универсальные вопросы: отцы и дети, любовь, женщины и мужчины, - но и место для своего народа, его идентичности, что сближает его творчество со многими авторами многонациональных государств, оказавшихся на грани распада (вспомним выходцев из Австро-Венгрии). Кто-то из читателей увидит у Павича — магию и волшебство, восходящее к сказовой традиции и мифологии, другие — фем-нарратив и попытки разобраться во взаимоотношениях мужчин и женщин, иные — судьбы народов в прошлом, настоящем и будущем. Выбор как всегда остается за читателем.