noblit.ru
Фольклорный персонаж Тиль Уленшпигель, который, возможно, и имел исторический прототип, получил наибольшую известность в романе бельгийского автора Шарля де Костера. В нем этот герой действовал во Фландрии 16 века. И вот спустя более ста пятидесяти лет к этому же шуту и балагуру обращается один из самых известных современных немецкоязычных писателей Даниэль Кельман. Его книга называется «Тиль», и в 2020 году она вошла в короткий список Международной Букеровской премии. У Кельмана Тиль Уленшпигель помещен в атмосферу 17 века, а точнее в атмосферу Тридцатилетней войны. Многие элементы его истории сохранены, но похоже, у нового Тиля уже нет того летучего отношения к жизни, с каким его описывали ранее. Он как будто придавлен грузом прошлого, ему постоянно приходится выживать, и он уже не так ярко олицетворяет народную месть. Новый Тиль – это гримаса уродливой европейской жизни, когда затянувшаяся война приносит страдания всем, включая монархов. Впрочем, в романе Кельмана действует не только Тиль. Мы познакомимся с дочерью Елизаветой английского короля Якова I и ее мужем Фридрихом V, со знаменитым ученым Афанасием Кирхером, с миром послов и придворных и этикетом этого мира, а также с истребителями еретиков. Казалось бы, средневековье уже кончилось, и правители преследует исключительно прагматические интересы. Но нет. В 17 веке в Европе по-прежнему жизненно важно твое вероисповедание, а люди знающие по-прежнему верят, что кровь дракона может спасти от чумы. И, разумеется, нельзя впускать в дом незнакомцев, пока они не назовут свое имя, ведь иначе можно впустить злых духов.
В книге Кельмана Тиль рождается в семье мельника Клауса Уленшпигеля. Клаус человек темный, но увлеченный. Темнота не мешает ему понять, что его сын – особенный ребенок, словно сделанный из другого материала. Между тем голова Клауса забита не только и не столько мукой, сколько интересными философскими вопросами. Он подозревает, что мир - это особая загадка Бога, которую тот специально затемняет, чтобы ее невозможно было разгадать. Почему не существует самого большого числа? Как определить, когда кучка зерна перестает перестает быть кучкой зерна и сколько зернышек для этого надо убрать? Как объяснить загадки звезд и движение Луны? Всеми этими вопросами Клаус занимается по мере сил. Есть у него даже кое-какие книги, жаль только он не знает латинского, чтобы их прочитать. Его голова пухнет от знаний, и он намерен однажды записать все, что знает, правда, пока непонятно, как он это сделает с такими большими и неповоротливыми пальцами, которым так трудно удержать перо. Спокойная жизнь Клауса могла бы продолжаться долго, если бы на пороге дома не объявились двое – иезуит из Англии Тесимонд и его молодой ассистент и переводчик Афанасий Кирхер. Их появление приведет к тому, что Клауса арестуют, а потом под пытками вырвут признание в колдовстве. Найдутся и свидетели, даже жена Клауса да и сам Тиль не будут этого отрицать. Кирхер выступит секретарем на суде, который приговорит Клауса к повешению, притом что осужденный был человеком настолько простым, что даже не понял, как оказался слугой дьявола. Об Афанасии Кирхере и его ошибках во всем можно было прочитать в романе «Там, где тигры у себя» Жана-Мари Бла де Роблеса, но Кельман о его ошибках не пишет. Кирхер здесь предстает пленником своих задач, и часть его сознания постоянно занята, в частности, расшифровкой египетских иероглифов. Но для Тиля он останется не ученым, а убийцей. Много позже Кельман лишь в одном месте позволит Тилю встретиться с призраком отца, и так мы поймем, что этот арест, а потом и казнь, все же оставили на сыне тяжелый отпечаток. Поэтому Тиль точно не баловень судьбы, и не так уж легко он переживает ее удары. Можно сказать, что он всю жизнь копит негативную энергию и желание отплатить этому миру. Годы спустя ему удастся напугать Афанасия Кирхера и таким образом отомстить, но это точно не вернет ему отца.
Так или иначе, уже в юном возрасте он, по-видимому, понимает, что жизни в обществе ему не будет. Поэтому он решает стать свободным. Уговорив дочку пекаря Неле, которая тоже хочет избежать уготованного родителями замужества и скучной жизни, бежать с ним, Тиль покидает деревню и примыкает к странствующему исполнителю баллад. Этот исполнитель быстро вводит юных учеников в курс дела. Да, объясняет он, вы будете свободными, но цена свободы очень высока. Бродячие певцы и циркачи не являются подданными страны в привычном смысле, а значит тех, кто их может ограбить или убить, закон не будет преследовать. Потом у Тиля и Неле появляется новый наставник по имени Пирмин, тоже бродячий исполнитель. Он бьет молодых учеников, но все же многому учит. В итоге Тиль то ли сам убивает Пирмина, то ли просто оставляет его умирать, и с этого момента они с Неле по-настоящему свободны. Тиль научился жонглировать, а также ходить по канату, со временем к нему прибиваются другие, и так образуется бродячий цирк. Люди уже узнают его пестрый камзол, мятый капюшон и накидку из телячьей кожи. И уж тем более им известно его костлявое лицо, маленькие глазки, впалые щеки и торчащие вперед зубы. Его руки – это руки писаря или вора, которые никогда не занимались реальной работой. А его глаза источают силу и «ловкость души». Несомненно, что в пересказах, которые дойдут от современников Тиля до их внуков, этот человек превратится в персонажа легенд. Народ, видя, как Тиль шествует по канату, понимает, что он ни во что не верит и никому не подчиняется. Простым людям ясно, что они никогда не будут такими, как он.
Но карьера Тиля, так сказать, не будет ограничена деревенскими площадями. Однажды ему доведется побывать шутом Фридриха V, и здесь вырастет целая сюжетная линия. Фридрих V был курфюстом Пфальца, и протестанты предложили ему взойти на престол Богемии. Фридриха отговаривали все, но он все равно согласился. Проиграв на поле боя войскам Священной Римской империи, он потерял корону и получил прозвище Зимний Король, которое подчеркивало недолготу его пребывания у власти. Он рассчитывал, что его тесть король Англии Яков I поможет и пришлет солдат, но английский король ограничился только пожеланиями удачи. Так, вместе с супругой Елизаветой он был вынужден уйти в изгнание. Вот как Кельман описывает их жалкий двор: «Дом в Гааге они называли своей королевской резиденцией, хотя это была всего лишь вилла с двумя этажами. Внизу гостиная, которую они называли приемной, а иногда даже тронным залом, и кухня, которую они называли крылом для прислуги, и пристройка, которую они называли конюшней, а на втором этаже спальня, которую они называли апартаментами. Спереди был сад, который они называли парком, окруженный живой изгородью, которую редко постригали». Такова жизнь Елизаветы и Фридриха в изгнании. Кельман, конечно, сохраняет дистанцию и не занимает ничью позицию. Но с каким сожалением он смотрит на несчастного Фридриха, на его колебания, когда он просит о помощи шведского короля Густава Адольфа, а потом отказывается от его подачек. Ведь Густав Адольф предлагает ему Богемию в качестве феодального владения, тогда как Фридрих считает себя королем, а не вассалом. Европейские монархи заслуживают почти жалости, потому что являются заложниками своих регалий. Абсолютизация чести, зависимость от церемониала, щепетильность в трактовке не просто слов, а уже формы обращения к твоей персоне – все это делает королей уязвимыми почти как простолюдинов. И действительно, Кельман делает попытку понять монархов как людей. Они не только решают судьбу Европы, но и имеют вполне человеческие пристрастия. Как тяжело, например, Елизавете жить в Германии вдали от английского театра. Она делает даже такое замечание: «На германской земле театр неизвестен. Жалкие актеришки здесь бродят сквозь дожди, орут, прыгают, пускают ветры и ссорятся. Наверное, это из-за неповоротливого языка. Это не язык для театра, это смесь ворчания и грубого брюзжания, такой язык звучит, как будто кто-то борется с приступами удушья, как будто корова кашляет или как будто у мужика вытекает из носа пиво. Как поэту обращаться с таким языком?» Позже, уже много лет спустя после смерти Фридриха, Елизавета даже будет совершать некоторые поступки, сообразуясь с законами драмы.
Тридцатилетняя война завела Европу в ситуацию, когда никто никому ничего не может простить. И до чего же непредсказуема эта война! Герой Кельмана описывает ее следующими словами: «Иногда она разрасталась, иногда сжималась, расползалась там и тут, опустошала земли на севере, затем поворачивала на запад, протягивая руки в направлении то востока, то юга, затем со всей мощью обрушивалась на юг, чтобы затем вновь вернуться на север». Страдали от этого прежде всего простые люди. Они даже после смерти не хотят уходить в небытие. Призраки убитых в одной из деревень рассказывают о том, как их еще можно услышать в шуме деревьев и травы, в пении сверчков, как можно увидеть их лица в отражении речного потока. Уже и церкви нет, а эти мертвые по-прежнему не могут найти покой. Смерть для них нова, и они не готовы порывать с миром живых. Что касается Тиля, то он не умер и не собирается умирать, что можно назвать даже его жизненным кредо. Но он выглядит как человек, который очень глубоко прочувствовал порочность и недолговечность человеческого общежития, где ценность жизни очень невелика. Он не может отплатить реальной кровавой местью обидчикам народа, но он как будто несет в себе сам этот дух мести. И совершенно несомненно, что все жертвы войны, будь то калеки или призраки умерших, его бы поддержали. Тиль – это не сам нож, который режет убийц, а скорее сила руки, которая держит этот нож. Правда, мстительность Тиля у Кельмана показана не с такой очевидностью. Этот бродяга скорее занят защитой личной свободы. И вообще, глядя на дерзкий и одновременно игривый тон, с которым он обращается даже к монархам, подчас непонятно: а что же вообще составляет его душу, если убрать шутки и колкости? Отчасти, конечно, месть. Но больше все-таки желание просто сохранить свою жизнь.
В общем, Тиль Уленшпигель Кельмана – это не стрела возмездия, а маленький человек, который с трудом добывает личную свободу. Но он знает о жизни главное – она сурова. С медицинской хладнокровностью он объясняет Фридриху, что того ждет, когда они бредут по снегу. Фридрих боится, что замёрзнет насмерть на холоде, но шут утешает его: ваше величество, вы не замёрзнете, потому что слишком горячи. Но вы умрёте от чумы, потому что вы уже ей больны. Так со всей простотой и ясностью шут выражает истину. Тиль не интеллектуал, он, в частности, полагает, что Россия находится где-то рядом с Англией, однако он настоящий сын своего народа. И единственное, чему он, не имея реальной власти, может свой народ научить, сводится к признанию амбивалентности жизни, в которой бывает не только печать, но и радость. Это видно по программе его выступлений. На деревенских площадях Тиль показывает трагедию, а за ней сразу же комедию. Словно говоря, что жизнь не терпит только одной полярности. Иногда он поет на непонятном языке, но это не значит, что люди его не понимают. Эта возможность его понять без знания смысла слов и делает его народным персонажем.
Даниэль Кельман написал книгу о Европе 17 века с ее борьбой за власть и предрассудками. И Тиль в этом вихре истории выбирает жизнь даже несмотря на то, что живется ему несладко. Явившийся призрак отца рассказал ему, что даже демоны, которую пьют кипяющую в котле кровь, - это еще не ад, а только его преддверие. Что есть множество оттенков между жизнью и смертью. И что не нужно умирать, когда тебе кажется, что ты в аду. Поэтому Тиль произносит свое кредо: «я не собираюсь умирать», пусть в определенные моменты ему подчас требовалось забывать происходящее, чтобы выжить.
Сергей Сиротин