noblit.ru
Мишель Уэльбек. Серотонин. Пер. с фр. М. Зониной. М.: АСТ, Corpus, 2019.
Мишель Уэльбек и оптимизм – понятия несовместимые. Типичный его герой – это средний европеец, который осознает, что лучшее уже позади и дальше жизнь будет только катиться под откос. Таков и герой «Серотонина», романа 2019 года. На этот раз средний европеец не просто страдает от дурных мыслей, а впадает в настоящую клиническую депрессию и начинает принимать антидепрессанты. Впрочем, волшебного эффекта от них он не почувствует, равно как и ухода желания самоубиться. Уэльбек не сделает ни единой попытки защитить своего героя и оставит его наедине с самим собой. Да и герой в общем-то отвратителен. Не приносящий пользу ни обществу, ни культуре, он представляет собой капризного потребителя товаров и услуг, произведенных другими. Думает он только об удовольствиях и не способен ни за кого взять ответственность. Отталкивающий персонаж.
Есть теория, которая объясняет проблемы взрослой жизни событиями детства. Так вот Флорану-Клоду Лабрусту, нашему герою-рассказчику, с родителями повезло. Он был окружен любовью, а если и получал мало заботы, то только потому, что родители были слишком сильно влюблены друг в друга, чтобы тратить время еще и на ребенка. Поэтому когда он съехал от них, чтобы учиться в Агроинституте, родители были только рады. После учебы Лабруст начал трудовую деятельность. Сначала он занимался продвижением нормандских сыров за границу, а потом превратился в аналитика министерства сельского хозяйства, составляющего разного рода отчеты. То, что он наблюдает по роду занятий, не сильно его радует. В частности, Евросоюз сокращает квоты на производство молока во Франции, отчего страдают французские фермеры. Но Лабруст не чиновник, да даже если бы и был им, у него не было бы власти что-либо изменить. Другая сторона проблемы – это отвратительная «техническая сторона» сельского хозяйства, в частности, животноводства. Птицефабрики и свиноводческие фермы – это форменное насилие над животными, которые содержатся в чудовищных условиях. Это поменять Лабруст тоже не в силах. Поэтому он занят исключительно собой, а точнее личной жизнью.
У него было много девушек. Особого упоминания заслуживает Камилла – девушка, с которой он познакомился, когда та приехала на практику. С ней все могло сложиться идеально, несмотря на существенную разницу в возрасте, однако Лабруст имел неосторожность попасться ей на глаза с другой женщиной в объятиях. Так счастье было разрушено. Теперь уже прошли годы с тех пор. Сейчас Лабрусту сорок шесть, и у него заканчивается период увлечения японкой по имени Юдзу. У него ощущение, что жизнь закончилась. Его почти ничто не радует, а все имеющиеся социальные связи хочется, наоборот, только порвать. В том числе и с Юдзу. Понемногу в голове у Лабруста оформляется план. Заканчивается срок аренды квартиры, что они с Юдзу снимают, и он не будет его продлевать. Он просто исчезнет. Юдзу пусть отправляется обратно в свою Японию, невелика потеря. С работы он уволится под тем предлогом, что нашел другое место. Сам же поселится в каком-нибудь парижском отеле. Главная проблема вовсе не в том, как все это организовать или просто решиться на столь отчаянный шаг. Главная проблема – это найти в Париже отель для курящих. Но даже это препятствие будет обойдено.
Теперь, когда Лабруст предоставлен сам себе, он еще раз вспоминает свою жизнь. И в общем-то он не прочь возобновить старые контакты. В частности, он наведывается в гости в единственному другу студенческих лет, который с горем пополам занимается фермерским хозяйством. Этот друг принадлежит к древнему роду, и его семья владеет обширными наделами земли. Однако дела на ниве сельского хозяйства идут отвратительно. Вдобавок, и Лабруст знает это не понаслышке, Франция сильно теряет в производстве продуктов питания из-за ограничений Евросоюза. Его друг становится жертвой политики. Чтобы выжить, он, во-первых, продает семейные земли, во-вторых, занимается туристическим бизнесом и построил несколько бунгало для желающих отдохнуть. Он в глубокой депрессии, от него ушла жена, и он начал пить. Однако в отличие от мягкотелого Лабруста, он способен на решительные шаги. Короче говоря, это еще один типичный «средний европеец» Уэльбека, еще один мрачный персонаж. Позже Лабруст попытается разузнать как идут дела у его возлюбленной Камиллы и выяснит, что у нее есть ребенок. Куда ни посмотри счастье невозможно. Лабруст пьет таблетки и подумывает о прыжке из окна. Впрочем, сомнительно, что у него хватит на это духу. Хорошо он умеет только одно – болтать и ныть.
Флоран-Клод Лабруст – это однозначно не пример для подражания. Возможно, такой гнусный человек вообще не заслуживал бы внимания, если бы не одно обстоятельство. В этом человеке не только можно найти личные заблуждения и капризы. Он представляет собой гораздо большее – он выражает собой тупик, в который зашла Европа. Иными словами, вероятно, не следует искать личную вину в том, кем он стал, потому что виновата в этом сама европейская цивилизация, которая выбрала уют и жадное потребление. Обратим внимание на то, что наш герой не беден. У него есть родительское наследство, на счетах лежит семьсот тысяч евро и он может жить припеваючи, даже некоторое время не работая. Он несчастен не потому, почему несчастны люди в других странах. Дело здесь ни в нищете, ни в болезнях, ни даже в вопросах честолюбия. Дело только в том, что этот человек слишком зациклен на своем эгоистично-гедонистическом образе жизни. В депрессию его вгоняет то, что не все желания он может удовлетворить. И вот он сидит в своих апартаментах и негодующе ждет, когда же мир изменится, чтобы начать ему нравиться. Пусть мир срочно сделает что-нибудь! А пока великовозрастный Лабруст ведет себя, как несносный подросток. Сейчас по всей Европе трудно найти отели, где в комнатах можно курить. Что он же делает? Обрезает провода, чтобы вывести из строя датчики дыма, одновремнно обдумывая, чем подкупить горничных, если запах дыма они все-таки почуют. Под пепельницу можно использовать фарфоровые чашки для сладостей, а окурки потом зарыть в цветочных горшках. Он почти кичится отсутствием у себя экологической ответственности. Он саботирует систему раздельного сбора мусора и радуется тому, что ездит на дизельном внедорожнике. Помимо этого сами его капризы в потреблении благ доходят до абсурда. Обедать он будет, очевидно, еще не в каждом ресторане. А даже если ресторан сносный, то желание есть может отбить что угодно, даже речь официанта о достоинствах предлагаемых блюд, если она слишком пафосна. Это, впрочем, не мешает ему самому с пафосом размышлять о любви. Женскую любовь он называет опасным землетрясением, которая творит новый мир, а мужскую считает более сдержанной, хотя и способной уступить женскому натиску. Иными словами, женская любовь – это начало, а мужская – это финал. Влюбленным при этом лучше не пользоваться словами, потому что слова порождают только разногласия и ненависть.
Когда речь идет о девушках, Лабруст думает только о том, что он может взять от них, а не о том, что он мог бы дать сам. Свою последнюю японскую пассию он цинично обсуждает с анатомической точки зрения и готов выбросить, как старую тряпку. В последнее время он многовато на нее тратится, почему бы не отдать ее в эскорт-услуги? Оптимальный тариф 700 евро в час или 5000 евро за ночь. Когда ему приходит идея возобновить отношения с Камиллой и он узнает, что у той уже ребенок, он решительно настроен ребенка убить. Он реально берет его на прицел позаимствованной у друга винтовки и лишь в последний момент отводит ствол. Интересует ли его вообще жизнь ребенка? Нет, ребенок - это только помеха. Если есть ребенок, Камилла не сможет полюбить его сильно. Значит от ребенка нужно избавиться, все просто как дважды два. Лабруст признает, что мог бы быть счастлив в нормальном браке, но трудно верится, что он способен создать семью. Дети для него обуза (он боится зачатия даже больше, чем СПИДа), а от женщин нужны только удовольствия. Впрочем, у него нет и иллюзий насчет своей ценности для других, и эта предельная искренность, возможно, единственное его положительное качество, отчасти искупающее другие прегрешения. Лабруст в полный голос признает, что он полное ничтожество и неудачник, что его жизнь провалилась, что он никому не помог и что мир легко без него обойдется. Его достижения смехотворны. Вот что он сообщает по этому поводу: «Я никогда не закуриваю, не сделав первого глотка; я сам навязал себе такое условие, и мои каждодневные достижения по этой части стали для меня главным источником гордости». Он не является хозяином своей жизни. Чтобы совершить какой-нибудь поступок, ему нужно много времени, да и то в самый ответственный момент он скорее всего капитулирует. А то, что внешне он выглядит весьма мужественно – просто маска, не соответствующая настоящему лицу. Да, его отчеты для министерства сельского хозяйства хороши и получает он выше среднего, но как эти отчеты помогут простому фермеру? Теперь наступает финальный отрезок его жизненного пути и его ждет только разложение.
Этот тон истощенной исповедальности, озлобленности на мир, которая превращается в озлобленность на себя, невозможность ни на кого возложить вину за собственное убожество с какого-то момента начинает вызывать жалость. Лабруст отвратителен, но его трудно презирать, потому что нельзя презирать жертву. И опять же, он жертва не только личного эгоизма, но и той ошибки, которую совершила Европа, взяв курс на гедонизм. Ведь что такое современная Европа? Это гигантская машина по обслуживанию желаний. Умер не только Бог, но и просто человеческий дух. Не создается ничего значительного, все служит примитивным инстинктам. Лабруст мало читает, но, во-первых, он в восторге от «Мертвых душ» Гоголя, а во-вторых, упоминает «Смерть в Венеции» Томаса Манна и выносит суровый приговор. Даже такой титан немецкой культуры как Томас Манн отказался от достижений духа ради красоты молодости. То же прослеживается в творчестве Марселя Пруста, который в финале «Обретенного времени» написал, что человеку нужны не интеллектуальные беседы, а легкомысленные связи с «девушками в цвету». Это ли не смерть цивилизации? 21 век просто продолжает этот путь. На что тогда может притязать такой ничтожный человек, как Лабруст? От него можно было бы ожидать каких-нибудь разрушительных импульсов, желания уничтожить всю планету, всем жестоко отомстить, но нет. Здесь он не и близко не достигает высот маргинальной философии, потому что он предельно банален – ему всего-то нужна любовь. Вероятно, все его несимпатичные поступки как раз объясняются тем, что любовь он потерял. Японку Юдзу он поэтому и бросает: их чувства перестали быть беззаветными, а стали чувствами по расчету. Теперь Юдзу больше не объект желания, а паук, высасывающий все соки. Без любви, пусть Лабруст и понимает под ней большей частью порнографию, нет смысла ни в жизни, ни в смерти. Любовь делает жизнь терпимой, это единственное во что еще можно верить, а без нее погружаешься в пустоту и бесцельность. Любовь – это крохотный мир рая для двоих, и общество ему только угрожает. Работа Лабруста никогда особо не радовала, только женщины, но сейчас, когда сидишь на антидепрессантах, и женщины не радуют тоже. Он познал счастье, но оно быстро закончилось. Теперь Лабруст потерянный человек и свою жизнь он определяет как «окончательную грусть», то есть стабильность трупа. Свое желание повидаться со старыми девушками он сравнивает с ритуалом человека, готовящегося к эвтаназии. Он не следит за собой, редко принимает душ и не верит психиатрам, которые якобы должны спасать таких, как он. Помочь другому человеку в принципе нельзя, это видно на примере его разорившегося друга-фермера. Вроде бы Лабруст давал ему не самые плохие советы, однако друг, охваченный смертельным отчаянием, уже не слушал. Хорошо, что у самого Лабруста есть финансовая независимость, а то пришлось бы тяжелее, ведь иллюзий насчет общественного устройства у него нет – власть принадлежит исключительно людям с деньгами, даже в коммунистических странах. Мир вообще устроен чрезвычайно скверно, и если в этом надо винить Бога, то Лабруст готов винить Бога. В жизни нет выбора. Ты плывешь по течению, которое обрывается сточной канавой. Может быть, и есть какая-то тлеющая надежда, что все это изменится (впрочем, герой уточняет, что это даже не надежда, а скорее «неуверенность»), но пока что царит полярная ночь.
Лабруст проживает, по-видимому, судьбу типичного европейца. Как и миллионы европейцев и американцев, он принимает антидепрессанты. Однако глупо от них ждать счастья. Может, они и повышают уровень серотонина, но одновременно они делают мир деревянным. Их смысл – дать тебе возможность обмануться, чтобы не уйти из жизни слишком рано. В этом плане они работают. Мы уже писали о том, что герой этой романа во многом является жертвой и поэтому его трудно презирать. Но нельзя не сказать и другое: его пример показывает, к чему приводит свобода, если относиться к ней безответственно. Она приводит к избалованности, капризности и пресыщению.
Сергей Сиротин