noblit.ru
М.В. Бабкова, Н.Н. Трубникова. Буддийская община глазами наставника Догэна. М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2019.
В XIII веке Япония вновь обратилась к Китаю в своих религиозных поисках. Равняясь на это материковое государство, японцы заимствовали китайскую традицию чань, которая в Японии стала дзен. В XIII веке дзен упрочивает свои позиции, чтобы позже стать доминирующей религиозной традицией Японии. Японские учителя отправляются в Китай на учебу, получают там грамоты, своего рода лицензию на религиозную деятельность, после чего возвращаются в родную страну, где становятся известными наставниками. Один из самых известных таких японских учителей – это Эйхэй Догэн. Он обучался сначала в Японии, потом в Китае, а когда вернулся на родину, основал школу Сото-Дзен, которая существует до сих пор. Жизни и учению Догэна посвящена книга российских исследователей Майи Бабковой и Надежды Трубниковой «Буддийская община глазами наставника Догэна». Авторы называют Догэна своим соавтором, и действительно часть книги – это трактаты Догэна, которые перемежаются статьями-комментариями. Без таких статей понять Догэна было бы непросто, потому что его тексты весьма сложны для интерпретации. Настоящая работа представляет собой всестороннее исследование взглядов Догэна на устройство буддийской общины. Речь не только о духовных практиках или чтениях сутр, но и бытовой жизни монастыря вплоть до правил пользования уборной.
В Японии один и тот же учитель мог выглядеть как носитель «высокой» религиозной философии и как выразитель народной «низовой» традиции. То есть, с одной стороны, размышлять о природе добра и зла, а с другой, молиться о земных благах для своего храма и людей вообще. А бывает, что добавляется и третий путь, когда наставник оставляет суждения, не выводимые ни из текстов канона, ни из храмовых обыкновений. Все это несколько усложняет понимание некоторых фигур буддизма, в том числе и Догэна. Догэн, разумеется, не первый буддийский учитель в Японии. Ко времени его рождения Догэна буддийская община в этой стране существовала уже шесть в половиной веков. Японские правители довольно рано поняли, что буддизм может стать лучшей опорой государственного строительства, чем светский закон и военная сила. Монахи становятся частью общества, и подвижничество лучших из них направлено не только на самосовершенствование, но и на зарабатывание заслуг для государства и его подданных. Умножается число школ, которые соперничают за право понимать учение Будды истинным образом. У каждой собственный устав, порядок, набор таинств и ритуалов, и каждая стремится поднять свой авторитет при дворе.
Тем не менее в XI веке японские буддисты считали, что пришла эпоха «конца Закона», когда учение Будды извращается, а люди погрязают в пороках. Доходило даже до того, что отдельные монахи вроде Нитирэна в 1270-х годах приветствовали угрозу, исходящую от монголов, потому что завоеватели разрушили бы неправедное правление текущих государей. Монахи настолько не соответствовали буддийским идеалам, что уже никто не требовал от них проповеди учения. Достаточно было того, что об учении хотя бы помнили, а для этого нужно было всего лишь соблюсти внешние признаки – обрить голову и надеть плащ. Можно было казаться приверженцем учения, чтобы быть им. Если ты сел в позу лотоса - значит ты медитируешь. Если добавил цитату в речь – значит ты проповедуешь. Если надел плащ – значит ты монах. В эпоху Хэйан (794-1185) среди монахов было много интриганов, возмутителей спокойствия и просто невежд, поэтому ряд исследователей считает, что Япония в этот период не могла быть религиозной страной и что буддизм здесь вообще был усвоен поверхностно. Значительные перемены наступают в конце XII века. Происходит перестановка политических сил, и теперь монахам, которым трудно рассчитывать на самодостаточное существование, приходится искать покровителей везде – среди знати, воинов и даже простых людей. Отныне буддисты говорят о вере и спасении, упрощают ритуалы, чтобы больше людей могло обрести истину, и демонстрируют некоторый отказ от эзотеричности своих учений. Они помнят о том, что буддизму противно одностороннее толкование, но допускают, что о сути учения можно говорить простыми и доступными словами. При этом каждая школа, конечно, считает себя самой главной и несовместимой с другими школами. Выбирая одно направление, ты должен был отказаться от других. Впрочем, некоторые ключевые идеи у школ могли быть общими или, по крайней мере, ими изучаться. Вот эти идеи: в мире нет ничего кроме тела Будды; бытие иллюзорное и бытие истинное тождественны; каждый человек может достичь просветления. Догэн тоже изучал эти идеи в пору своего ученичества, и вопрос, ответ на который ему не давался, звучал так: зачем нужна буддийская практика, если мы изначально обладаем природой будды? Поиск ответа заставлял Догэна менять школы и позже отправиться в Китай, где он получил грамоту от чаньского наставника Жу-цзина.
С «технической» точки зрения, учение Догэна сводится к тому, что подвижничество тождественно сидячему созерцанию. В этом и состоял его ответ на свои сомнения. Ни действие (если оно не направлено на обретение просветления), ни бездействие в стандартном понимании бессмысленны. Точнее сказать, что нужно заниматься «неделанием» в сидячем созерцании, и так можно избавится от круговорота иллюзий. Догэн даже добивался постройки в храмах специальных залов для проведения этой практики. Процесс раскрытия в себе природы будды и результат этого раскрытия – это одно и то же. Во время сидячего созерцания исчезает иллюзия различения. Но, конечно, письменное наследие этого учителя весьма велико, чтобы можно было ограничиться одним тезисом. Сегодня многие исследователя ставят Догэна в один ряд с крупнейшими философами – Августином, Фомой Аквинским и Мартином Хайдеггером.
Главная формула буддизма звучит так: «неделание зла, достижения добра, очищение своего ума – вот учение просветленных». Зло мешает освобождению, поэтому его делать не нужно. Благое полезно для освобождения, поэтому нужно делать добро. А ум нужно очищать, чтобы не путать одно с другим. Однако несмотря на ясность и простоту этой формулы, ее трактовка в японском буддизме неоднозначна. Ее нельзя применять одинаково ко всем людям и, кроме того, нужно учитывать конкретные обстоятельства, ведь иногда даже убийство является благом. В некоторых средневековых поучительных рассказах хорошо показано, как дурное и благое могут поменяться местами. И вообще зло не препятствует обретению просветления. Догэн скорее придерживается идеала личного просветления. Важно, станешь ли ты сам буддой, а не то, как ты поможешь другим. Именно это направление буддизма, очищенное от социального служения, и стало популярным на западе в XX веке.
По Догэну, принятие монашества открывает наилучший путь к просветлению. Когда новоиспеченный монах бреет голову и надевает плащ (на санскрите кашая, по-японски кэса) он впервые встречается с буддой. Конечно, теперь монах может рассчитывать на его помощь и на помощь прежних наставников, но действовать он должен так, как если бы ни в чем не нуждался. Очень важно носить кэса, без него нельзя стать буддой. Причем этот плащ делают из тряпок, которые миряне выбрасывают как негодные. Плащ нужно почитать, ему даже следует поклоняться, что приобщает к традиции и роднит монаха с самим Буддой Шакьямуни. Следует заниматься обычными повседневными делами и не препятствовать своими действиями или бездействием проявлению в мире природы будды. Хоть буддизм, как кажется, и обещает свободу в деяниях, в действительности жизнь монаха была жестко регламентирована. Было много вещей, которые он должен был делать, например, совершать подношения буддам прошлого. Речь не о жертвовании больших денег, ведь буддам они не нужны, речь о следовании традиции. Взгляды же на необходимость книжного знания для монахов различались от школы к школе. В целом книга скорее понималась как инструмент, который, однако, не должен затмевать цель. Например, есть один средневековый поучительный рассказ, в котором вол, который подвозил бумагу для переписчиков сутр, в следующей жизни за эти заслуги переродился конем, а потом и человеком, причем мудрейшим. С другой стороны, сторонники созерцания не принимали книги, и даже шестой патриарх чань в Китае Хуэй-нэн изображался разрывающим сутры. Поэтому нет однозначного мнения, следует ли вообще изучать древние тексты. В буддийской традиции даже сохранился эвфемизм «нарисованные колобки», который означает «книги». Смысл в том, что читать книги в поисках просветления – это то же, что пытаться утолить голод нарисованными колобками. Позиция Догэна в этом вопросе противоречива. Как последователь чань/дзен вроде бы он должен был далеко отойти от опоры на письменное слово, ведь чань/дзен учит, что абсолютная природа будды не постижима словами. Однако это плохо согласуется с его громадным письменным наследием, где он объясняет и комментирует сутры. Можно сказать так: книги отвергать незачем, однако имей в виду, что когда ты читаешь, творит не только автор текста, но и ты сам. Некоторые исследователи увидели в этом целую философию языка у Догэна, который придал дискурсивным структурам статус истинной реальности.
Любопытной особенностью взглядов Догэна на устройство монашеской общины является повышенное внимание к гигиене. В своих наставлениях он пишет о чистоте продуктов и детально расписывает порядок посещения уборной. Во что переобуться, куда вешать полотенце, как наливать воду в ведро – все эти указания даются очень подробно. Он даже наставляет монахов, чтобы те ничего не писали на стенах. Так или иначе, тело – это манифестация природы будды, поэтому его нужно содержать в чистоте.
Взгляды Догэна на разделение полов отличаются почти современной демократичностью. Догэну, конечно, свойственен элитизм, то есть выше всех он ставит мужчину-монаха, а ниже всех женщину-мирянина. Однако при этом он говорит об иллюзорности различия полов, потому что это свойство помраченного сознания. К опыту просветления могут иметь доступ все. Получив его, ты становишься единым со всеми буддами прошлого. Себя Догэн считал потомком Будды Шакьямуни в пятьдесят первом поколении, однако он не «после» будд прошлого и не «рядом» с ними. Хронологические понятия здесь неприменимы. Передача учения совершается одновременно в едином акте. Ключевой для Догэна является непрерывность в наследовании традиции. Этим он отличается от других учителей XIII века, которые могли редактировать свою духовную родословную, если кто-то из наставников прошлого высказывал противные им идеи.
Книга Майи Бабковой и Надежды Трубниковой позволяет очень детально познакомиться с тем, как мыслил и как видел мир Эйхэй Догэн. Это фактически научный труд с многочисленными ссылками на различные исследования. Вывод, который Догэн сам сделал из своей жизни, звучит так: да, в нас есть изначальная природа будды, но чтобы пробудить ее, нужно неустанно трудиться, занимаясь подвижничеством. Догэн обращался, конечно, к буддистам, однако необязательно принимать советы Догэна в качестве руководства к действию, садясь за эту книгу. Достаточно просто интересоваться восточной религиозной философией, потому что Догэн действительно был не только буддийским проповедником, но и самым настоящим и самобытным философом, о чем свидетельствует приводимые в книге трактаты.
Сергей Сиротин