noblit.ru
Идзуми Кёка (1873-1939) принадлежит к числу довоенных японских писателей, о которых почти ничего не известно в России. Между тем в Японии это признанный классик, именем которого даже названа литературная премия. Идзуми Кёка писал романы, рассказы, повести и пьесы, и при его жизни выходило полное собрание сочинений. Интерес у западного читателя к его творчеству может вызвать то обстоятельство, что писатель наследовал классической японской традиции периода Эдо и, по-видимому, не так стремился копировать западные образцы, как это стало модно после Реставрации Мэйдзи. Рассказы и повести Идзуми Кёка выходили в английских и французских переводах, в частности, во Франции была издана небольшая книжечка «Крылатая женщина», куда вошли две небольшие повести – «Крылатая женщина» и «Камфорное дерево». Повести написаны неспешным стилем, лишенным издерганности современной литературы. Это классическая проза, забывающая о суете мира, и пребывающая в других пределах, где воображение творит реальность.
В «Крылатой женщине» рассказывается история мальчика и его матери, которые живут в крохотной сторожке у моста и зарабатывают тем, что берут плату за проход. Кого только не увидишь за день! И танцоров, и продавцов, и птицеловов. Проблема в том, что далеко не все хотят платить. Мальчик наблюдает за этими людьми из окна. Он ходит в школу, но с учительницей у него не ладится. Они постоянно спорят. В последний раз учительница говорила, что человек - это венец природы. У него есть разум, он умеет мыслить и говорить. Мальчик не согласен, разве звери и рыбы не такие же прекрасные живые существа? Учительница возражает: если они такие прекрасные, то почему они позволяют себя ловить и есть? И ведь именно человек охотится на них, потому что он умнее и лучше. Мальчик опять спорит. Когда рыбаки ныряют со своих лодок и над водой показываются их ноги, это выглядит ужасно. Разве это сравнится с серебристым хвостом форели! Или, например, иногда человек говорит, а понять ничего невозможно. Разве это идет в сравнение с пением птиц? Мальчик уверен, что вполне мог бы понять, о чем они поют, будь он к ним ближе.
Мир, где он живет с матерью, очень мал – это мост, лес, пруд. Недалеко от моста привязана обезьянка, которую бросил хозяин. Однажды мальчик пошел поиграть с ней, но обезьянка повела себя агрессивно и столкнула его в реку. И тут мальчик испытал нечто невообразимое – какая-то крылатая женщина подняла его в небеса выше гор. Так мальчик спасся, хотя мог бы и утонуть. Теперь он хочет найти эту женщину. Он бродит по округе, заглядывает в птичьи клетки, прислушивается к звукам, но не может ее найти. Может быть, это его мать или кто-то из знакомых? Непонятно. От нее исходило какое-то доброе волшебство, и хорошо бы все-таки с ней встретиться.
В этой небольшой повести изображен мир без примет времени. Так могли жить люди тысячу лет назад. И мальчик с матерью пребывают среди естественных символов, еще не испорченных цивилизацией. Суровая реальность почти не вторгается сюда, хотя мы и узнаем, что мать мальчика имела опыт чрезвычайного страдания. Благодаря страданию она научилась видеть вещи в ином свете и передала это умение сыну. Теперь мальчик глядит из окна на проходящих по мосту и сравнивает людей с животными. Не с целью унизить, а с целью лучше понять и стать ближе к миру прекрасных образов. Однако эта маленькая семья одинока в своих умениях. Такое видение вещей присуще только им, никто другой их просто не понял бы. Они постигли единство природы и увидели, что звери, растения, насекомые и грибы - это те же люди. И хотя природа может быть не только волшебной, но и угрожающей, ее не нужно избегать. Мать и сын выступают носителями исключительного, почти сакрального знания о ней и окружены теми, кто слепо погряз в повседневности.
Вторая повесть сборника называется «Камфорное дерево». Здесь уже можно сказать, что на дворе двадцатый век, впрочем, речь опять о каком-то захолустном городке, куда модернизация дошла лишь частично. Все в этом городке перекошено. Электрическое освещение уже проведено, но провода кругом уродливо провисают. Люди мрачные, женщины ходят без украшений, никакой фантазии и воображения в жизни. Мир словно должен исчезнуть.
Здесь работает пильщик Ёкичи. Он живет на лодке, и, когда утром он уходит на работу, в лодке остается его больной отец. Ёкичи не совсем понимает отца, потому что тот, следуя каким-то непонятным убеждениям, отказывается есть рыбу. А ведь кто знает, может, нормальная еда смогла бы поставить его на ноги? Для отца жареная рыба или порезанная на кусочки для сашими – все это как бы труп живого существа, который есть не следует. Ведь что остается после трапезы – останки плоти, прикрепленные к костям, и голова. Совсем как если бы ты съел животное. Может быть, отец не так уж и не прав, когда придерживается своей диеты, во всяком случае, Ёкичи искренне пытается понять его отвращение к рыбе и даже страх перед ней.
И снова, как и в предыдущей повести, главный герой «Камфорного дерева» может убедиться в единстве всего живого. Он приходит на работу и принимается за дело. Нужно распилить камфорное дерево, к чему Ёкичи и приступает. И вдруг, глядя на море опилок вокруг себя, он задается вопросом: а не кровь ли это дерева? Он представляет, как это дерево росло когда-то, и сам себе кажется насекомым на его фоне. До того, как его срубили, к нему крепилась веревка, которой огораживали территорию синтоистского святилища. И вдруг, когда пила попадает в место, где крепилась веревка, Екичи охватывает тревога. После этого он выбегает из мастерской и кричит, что дерево дало побеги, что у него выросли ветви.
Конечно, у Идзуми Кёка очень силен элемент фантастического. Однако он предназначен для благородной цели – открыть читателю глаза на красоту природы. Писатель словно призывает нас быть этичными там, где это кажется абсурдным, в частности, уважать деревья. Эта линия в японской литературе не умерла и после Второй мировой войны, во всяком случае, в романе «Объяли меня воды до души моей» Кэндзабуро Оэ тоже звучит призыв относиться к деревьям (и китам) как к людям. В целом это, конечно, не самая оригинальная тема в литературе XX века, однако голос Идзуми Кёка возвращает нас в эпоху, когда слова сообщали нечто еще помимо своего словарного значения. У него они передают энергию самой жизни, восторг от бесконечного многообразия мироздания и желания охватить весь мир в порыве любви к нему. Иными словами, перед нами классическая японская проза, которая кому-то покажется старомодной, а кому-то сможет подарить мгновения радости.
Сергей Сиротин