Психиатрический триллер. Ясутака Цуцуи. Паприка

Ясутака Цуцуи. Паприка. М.: Эксмо, 2012 (серия “Интеллектуальный бестселлер”).

 

Ясутака Цуцуи — известный японский писатель-фантаст, на счету которого более 30 романов. Хотя он пишет в жанре фантастики, он ищет такой стиль, который позволил бы совместить чисто жанровую беллетристику с проблематикой серьезной литературы. Судя по всему, эта задача была им успешно выполнена, потому что Цуцуи стал лауреатом “больших” премий имени Танидзаки и Кавабаты, а также стал кавалером Ордена искусств и литературы Франции. Западные критики относят Цуцуи к писателям-постмодернистам, которые в том числе работают в жанре металитературы. Роман “Паприка” — это вторая бумажная публикация писателя на русском языке. Первой был сборник рассказов “Сальмонельщики с планеты Порно”, вышедший в 2009 году. В России “Паприка” приобрела известность среди любителей японской анимации, потому что была экранизирована Сатоси Коном в известной студии Madhouse. Впрочем, анимационная версия оказалась далека от литературного оригинала. Экранизация оказалась почти семейной лентой, в то время как в книге слишком много завязано на сексе и насилии. Хотя в целом “Паприка” — это роман о проникновении сна в реальность.

 

Молодой психотерапевт Ацуко Тиба вместе с инженером Косаку Токидой создает так называемую психотерапевтическую установку. Она позволяет проникать в сны пациентов и лечить их заболевания. Ацуко Тиба как раз занимается таким лечением. Она перевоплощается в Паприку — молодую девушку в джинсах и красной майке, подключается ко сну пациента и принимается его лечить, удаляя из бессознательного негативные содержания или корректируя их. Часто процесс лечения сопряжен с сексуальными контактами во сне. С помощью психотерапевтической установки возможно лечение не только пограничных состояний вроде невроза, но и более серьезных заболеваний типа психоза и даже шизофрении. За создание революционного метода Тибу и Токиду ожидает Нобелевская премия по физиологии и медицине, и они в конце концов ее получают. Однако в институте у них есть завистники. Это заместитель директора Сэйдзиро Инуи и его подчиненный Морио Осанай. Для придания пикантности ситуации Цуцуи сообщает, что Инуи — член древней секты, практикующей гомосексуальные связи. Он вступил в нее, когда был в Европе, а в Японии, куда он вернулся, его любовником и восторженным последователем стал как раз Морио Осанай. Инуи считает, что психотерапевтическая установка — это зло современной медицины, и, завидуя ее создателям, начинает кампанию по дискредитации нового метода лечения. Он выкрадывает установку и начинает проецировать с ее помощью сны больных шизофренией на здоровых людей, отчего последние заболевают, давая жизнь новому феномену под названием “инфекционная шизофрения”. За нее, как убеждает всех Инуи, ответственна как раз психотерапевтическая установка, и поэтому ее надо запретить. Со временем Инуи вовлекает все большее число людей в круг жертв, а его цель — это Ацуко Тиба и Косаку Токида, и еще директор института, на место которого он метит. В институте разгорается борьба. Она идет как в реальности, так и во сне. Ацуко Тиба, она же Паприка, борется с проекциями Инуи и Осаная, которые те насылают на нее во сне, и одновременно пытается лечить тех, кто уже заболел. Скоро игра заходит слишком далеко. Начинают сказываться побочные эффекты установки, и теперь образы из снов начинают проникать в реальность. Теперь уже не нужно быть подключенным ко сну, чтобы испытывать на себе проекции других людей. Сны обладают такой мощью, что сами начинают воздействовать на реальность. Но, уверяет Цуцуи, победа все равно будет на стороне сил добра.

 

Складывается впечатление, что заключительная часть книги написана другим человеком. Если в начале и середине Цуцуи хоть как-то считался с канонами повествования, то в конце он все пустил на самотек. Сюжет меняется произвольным образом, превращаясь в угнетающую клейкую массу из цветных картинок. С одной стороны, писатель может таким образом подчеркивать бессилие человека перед кошмаром, с другой, понимаешь, что это обычная непроработанность, коммерческое желание дописать роман скорее. Цуцуи совершенно не важно, что происходит с персонажами. Он тупо пичкает текст утомительным “экшеном”, где все можно списать на произвол сна. Люди превращаются друг в друга или в монстров, то они голые, то одетые, то они куда-то идут, то сражаются с чудищами, то получают Нобелевскую премию из рук превращающегося в грифона профессора — все это не имеет совершенно никакого значения, потому что за этими превращениями не стоит никакой идеи. Цуцуи настолько предан концепции триллера, что не позволяет себе не только описаний города или природы, но даже элементарно пары слов о характере персонажей. Мы знаем только то, что Ацука Тиба — добрая и хорошая, а Сэйдзиро Инуи — злой и бесчестный.

 

Если бы роман был сокращен до рассказа и был хоть сколько-нибудь содержательным, то можно было бы сказать, что в основе его лежит весьма серьезная проблематика. Противостоящий Паприке Сэйдзиро Инуи, выкрадывая психотерапевтические модули, поступает так не потому, что хочет с их помощью предаваться любовным утехам (хотя к этому все в итоге и сводится). На самом деле его цель — реабилитация традиционных подходов в психиатрии. Он выступает против достижений технического прогресса, видя в них только опасность для психики человека. Именно поэтому он идет на крайние меры, фактически калеча своих подчиненных. Однако эта мысль так и не получила развития у Цуцуи. Вместо ее раскрытия он предпочел заняться описанием подковерной борьбы внутри института. Такая же бедность содержится в отсылках к Фрейду и Юнгу. Из всего наследия великих ученых Цуцуи взял лишь главные, давно обсосанные идеи, известные сегодня каждому школьнику, не потрудившись, видимо, изучить их глубже. Да и идеи эти он поместил в унижающе примитивный контекст. Анализ снов, который проводит Паприка, скорее напоминает фрейдовский, а не юнгианский. Паприка, как и Фрейд, исходит из того, что для полного излечения от проблемы достаточно всего лишь ее осознать. Паприка как раз и занимается тем, что помогает другим осознавать проблемы, прямолинейно дешифруя сновидческие ситуации, не отличающиеся, впрочем, сложностью. И просто удивительно, как легко идут на поправку ее пациенты! Во всем, что касается снов, Цуцуи вообще выглядит каким-то грубым и неотесанным. Он пишет о снах без малейшей игры ума, и сражения, происходят они в реальности или во сне, лишены очарования сновидческой магии, напоминая фэнтезийные бои волшебников с орками. Им определенно не хватает яркости, даже несмотря на то, что Цуцуи, как и большинство бульварных авторов, берется за образы и символы наивысшей силы. У него и Христос, и буддийские духи и демоны, и гигантские японские куклы, символизирующие психику современного японца.

 

Впрочем, ничего специфически японского в романе, к сожалению, нет. Это калька чисто западных достижений научной фантастики, прежде всего Филипа Дика. Но от Дика Цуцуи отделяет пропасть. Фантастика Дика выросла из весьма болезненного личного опыта, и писатель всю жизнь искал ответы на метафизические вопросы. Для него знать, что такое реальность, было живой необходимостью, личным вызовом. Поэтому Дик всегда предельно серьезен, пусть его книги тоже страдают от штампов конвейерной литературы. Он всегда с поразительной тщательностью выписывал то, как происходит разрушение реальности. Цуцуи относится не так серьезно к собственному вымыслу. Он взял формальный прием Дика и начал разрушать реальность под воздействием снов. Но сделано это как-то прямолинейно и безыскусно. К тому же за этим не стоит никакой реальной метафизики, ее заменяют разве что пикантные подробности вроде гомосексуального сектантства Сэйдзиро Инуи, которые можно безболезненно опустить, нисколько не повредив тексту. Фантастика Цуцуи вообще кажется высосанной из пальца. Делая сильные фантастические допущения, он не стремится познать новый мир в его неполноте и противоречивости. В итоге этот фантастический мир остается лишь поставщиком дешевых сюжетных ходов, где чисто социальная реальность остается выше фантастических допущений. Цуцуи сделал попытку создать новый жанр — не психологический, а именно психиатрический триллер. К сожалению, от психиатрии и конфликтов, лежащих в основе психологических проблем, в романе остались только ярлыки. В сущности, Цуцуи никак художественно не показал, что значит страдать от психического заболевания и как именно проходит избавление от него. В его романе все происходит слишком легко, заболевание и лечение порой отделяет несколько абзацев. Вдобавок ходульные персонажи выглядят непреодоленным комплексом дешевой фантастики вообще. А раз нет полноценного художественного измерения, то трудно говорить о серьезной литературе. По этой же причине роман трудно назвать интеллектуальным бестселлером, пусть он и вышел именно в такой серии.

 

Сергей Сиротин

 

Опубликовано в журнале "Урал" (№2, 2013).