Приветствуем вас в клубе любителей качественной серьезной литературы. Мы собираем информацию по Нобелевским лауреатам, обсуждаем достойных писателей, следим за новинками, пишем рецензии и отзывы.

Заблудившийся в лабиринтах эпохи Гамсун. Радиопередача [Эхо Москвы, 06.04.2008]

Параметры статьи

Относится к лауреату: 

М. Пешкова: Биография Гамсуна [1] ждала много лет. Наконец-то случилось! Вышла ЖЗЛовская книга. Запрещенный в 30-е, он вернулся к читателям России в 70-х, черным двухтомником с зеленым теснением. Настоящий Гамсуновский бум случился в 90-е. О противоречиях Гамсуна прошу рассказать автора биографии Нобелевского лауреата, скандинависта Наталью Будур.

Н. Будур: Невозможно сказать, какой период был главным в его жизни. Он настолько велик по своему масштабу, что, работая с его биографией, невозможно вычленить ни одни период, ни событие, которое было бы наиболее важно или не важно для его не только жизни, но и, безусловно, творчества. То, что касается рождения, сам Гамсун был противоречив во всем, в нем был некий элемент игры, в том числе и с самим собой. И хотя он родился в 1859 году, но когда праздновались его юбилеи, он уже был очень известным писателем, он предпочитал говорить, что родился в 1860 году. И сам, таким образом, избегал юбилейных празднований именно в тот год, когда был юбилей. Это что касается его невероятных всяких игр, то, например, то, что тоже связано с юбилеем, когда вся Норвегия буквально сошла с ума, нашла себе кумира, кричали, что вот, наш новый кумир, писатель, который нас поведёт вперед, потому, что незадолго до триумфа Гамсуна, умер известный писатель Норвегии и Эдвард Григ, композитор. И поэтому к Гамсуну стали приставать, по другому не возможно подобрать слово, с тем, чтобы он возглавил культуру.

Из общественных организаций к нему приходили письма от соотечественников, которые просили стать новым кумиром, новым знаменем Норвегии. И Гамсун всем отвечал отказом, потому, что он никогда не делал так, как хотели другие. И исследователи сейчас уже склоняются к мысли о том, что именно его независимость, умение настоять на своём, всегда делать только так, как он считает нужным, причём, как правило, это полностью соответствует его внутреннему голосу и требованиям совести, и послужило отправной точкой для ненависти. В результате к нему во время войны, в годы оккупации норвежцев, очень непросто относятся до сих пор.

М. Пешкова: Что произошло?

Н. Будур: Произошло то, что, во-первых, надо очень отграничивать то, что произошло тогда и то, что происходит сейчас. Сейчас у нас появилась возможность, спустя 60 с лишним лет, трезво более или менее, оценить ситуацию. В те годы люди были подвержены эмоциям, прежде всего. Гамсуна осудили за убеждение, как это не кажется странным для страны, которая считается одной из самых демократических в Европе, его осудили по закону с обратным действием. Председатель суда Эйде был не согласен с решением суда, который объявил Гамсуна нацистом и наложил на него громадный штраф. Практически разорён, у него отобрали всё. И председатель суда счёл приговоры неоправданным, незаконным, потому, что не было доказано членство Гамсуна в нацистской партии. Это действительно так. Нет никаких документов, он никогда не подавал заявление, он никогда официально не писал никаких просьб о вступлении в партии. Но при этом он никогда не скрывал своих взглядов. И взгляды были, нравится это, или не нравится, пронацистские.

Другой вопрос, когда мы говорим о том времени, конечно, были очень сильные пангерманские настроения. Гамсун ненавидел Англию. Из этого надо исходить, потому, что ненависть к Англии, которая родилась в самом раннем детстве, когда он читал о блокаде Норвегии Англией во время Наполеоновских войн, о том, что было судебное дело, когда Норвегия была признана страной, которая должна Англии выплатить контрибуцию, Гамсун ненавидел Англию по разным причинам, на этом были основания в истории Норвегии и Гамсуну всегда хотелось, чтобы его страна наконец заняла место за столом равных, как он это называл, за столов переговоров. И как ему казалось, Германия, которая усиленно использовала мифы и легенды для своей философии, для создания арийской теории превосходства, это было как раз то, что ему казалось действительно даст счастье Норвегии. В 30-40-е годы он был далеко не единственным в Скандинавии, кто придерживался подобных взглядов.

М. Пешкова: Я имею ввиду деятелей культуры. Не единственный?

Н. Будур: Нет, не единственный. Очень многие норвежские писатели придерживались сначала этих взглядов.

М. Пешкова: Но таким великим был только Гамсун, который придерживался взглядов пронацистских. Так ли это?

Н. Будур: Так. Но он был один великим в Норвегии в то время и он остается таким великим и до сих пор. Вряд ли есть кто-то, кто в норвежской литературе и культуре конца 19-го и всего 20-го века может сравниться с ним по значимости.

М. Пешкова: Он был единственным Нобелевским лауреатом по тому времени, от Норвегии?

Н. Будур: Да. И надо сказать, что у него есть свой счет к собственной стране. Его очень долгое время не признавали, его очень долгое время шпыняли и признание к Гамсуну пришло через Германию, потому, что именно его немецкий издатель Альберт Ланген, женатый на дочери норвежского классика, издал «Голод» в Германии, заплатил ему гонорар, который Гамсун, постоянно испытывавший материальные затруднения, мог потратить на выплату долгов. И Германия любила Гамсуна, как своего собственного кумира. Очень много говорят о встрече Гамсуна и Геббельса, о том, что он отдал ему Нобелевскую медаль, написав, что он единственный заслуживает этой медали. Это всё так, возразить тут нечего. Но невозможно забыть и о другой стороне той же самой Нобелевской медали. Германия любила Гамсуна, Геббельс и его жена Магда обожали творчество Гамсуна, и когда они принимали Гамсуна и его жену Марию, они принимали у себя в гостях великого писателя. Поэтому нет ничего удивительного, что писателю было приятно. Мило, интеллигентно, с уважением, со вниманием к творчеству его принимают. Вот такой Гамсун. Он вообще был очень противоречивый. Очень! Он ненавидел насилие и поддерживал нацистские идеи. Он терпеть не мог Тербовена [2], это глава нацистского правительства в Норвегии. Квислинг [3] — ставленник нацистской верхушки, норвежец, женатый на русской женщине и в норвежском языке слово квислинг стало синонимом предателя. Ненавидел Гамсун и того, и другого.

М. Пешкова: Каков был статус Квислинга?

Н. Будур: Квислинг был одно время главной правительства, его то понижали, то повышали, но он был символом нацизма для всех норвежцев, предатель. Я бы сказала, что статус был очень простой — предатель. Сейчас в норвежском языке слово квислинг совершенно стало нарицательным и означает предатель родины. И поэтому Гамсун поехал к Гитлеру с единственной целью, в 1943 году, попросить его убрать Тербовена и Квислинга из Норвегии. Гамсун был единственным, кто смог не поддаться очарованию Гитлера, кто совершенно не слушал Гитлера, а говорил ему то, что он считает нужным. Гитлер пришёл в ярость. Впервые его обаяние не сработало. Говорят, что это произошло потому, что Гамсун был глух. Думаю, что вряд ли это было именно так, потому, что по многочисленным воспоминаниям и существующим исследованиям, от Гитлера исходила некая гипнотическая сила и чтобы противиться ей, надо было быть необыкновенно сильной личностью. У Гамсуна была цель и в результате был с позором Гитлером выгнан. Но он не успокоился.

Прекрасно понимая, что грозит его жизни, он вернулся в Норвегию. Он рыдал, как описывает это в своих воспоминаниях его жена Мария. Он рыдал от ярости и от полного бессилия, потому, что ему казалось, что его неправильно переводили, что его ответы и вопросы были искажены, что, в общем, соответствует действительности, потому, что, к счастью, сохранилась запись немецкого журналиста, который смог это всё застенографировать и у нас есть, что говорил Гамсун и что переводилось. Переводилась очень малая толика из его высказываний, но и этого хватило для того, чтобы Гитлер пришёл в бешенство. Так вот, Гамсун подозревает, что что-то не так, написал письмо Гитлеру с требованием предоставить ему отчёт о том, что произошло на встрече, почему его выгнали и почему часть ответов была переведена неправильно. И при этом, когда Гитлер застрелился и уже было понятно, что нацизм проиграл, уже Норвегия была освобождена, Гамсун был единственным, кто написал некролог Гитлеру для опубликования в «Афтенпостен». Его от этого отговаривала вся семья.

М. Пешкова: Это главная газета Норвегии?

Н. Будур: Да. Главная газета Норвегии, которую Гамсун всегда любил и читал. Его отговаривала вся семья, при том, что и Мария Гамсун, жена, и сыновья были нацистами по своим убеждениям, служили в германских войсках и официально подавали заявление о вступлении в партию. И все они хором сказали: «Отец! Ни в коем случае не пиши некролога». Он написал, отослал. И когда сын спросил, зачем он это сделал, это же равно самоубийству, он получил в ответ совершенно неожиданное признание Гамсуна. «Из чистого рыцарства я это сделал». И мне кажется, что слово рыцарство, оно ключевое для всего творчества и для всей жизни Гамсуна. Он всегда был рыцарем для самого себя.

М. Пешкова: Кнут Гамсун. Заблудился ли великий норвежец в лабиринтах эпохи, рассказывает филолог Наталья Будур, у Пешковой, на «Эхе Москвы» в «Непрошедшем времени».

Н. Будур: Если говорить о его жизни, то вряд ли его можно в чём-то упрекнуть. Если есть человек, который жил по заповедям, то это Гамсун. Он никого не убил, никогда не предал, он никогда не изменил своим убеждениям, он всегда любил свою семью. Конечно, он делал это по-своему, но Гамсун — человек, в котором, как и в каждом из нас, очень много тёмных сторон. Наверное, в 19-ом веке его бы назвали чудаком-оригиналом. Но самое главное, что он сделал — он всегда делал только то, что он считал нужным. И это никогда не шло в противоречии с его совестью. И он удивителен ещё и тем, что он никогда не лгал и не изворачивался. Поэтому его ответы в суде заслуживают всяческого уважения и доверия. У нас просто нет основания ему не верить. Если он говорил, что был глух и мог читать только те газеты, которые официально выходили в оккупированной Норвегии, то значит так и есть. Он мог просто не знать о творящихся беззакониях и очень сейчас муссируется тема, знал, не знал о конструкционных лагерях. Гамсун говорил, что не знал. Зная его совершенно патологическую честность, можно предположить, что действительно не знал. И узнал об этом только тогда, когда оказался в психиатрической клинике.

И кроме того, он очень много сделал для спасения своих коллег и просто совершенно незнакомых ему норвежцев. Например, он ходатайствовал за еврея Макса Тау (?), друга Тура Гамсуна. Когда его адвоката, ярую антифашистку Сигрит Стрей посадили в тюрьму, он добился того, что её выпустили. Тоже самое касается его издательства «Харльл де Грига». Но при этом очень часто его просьбы оставались без внимания. Немцы его любили, пользовались его именем, использовали его в своих целях, но при этом совершенно не считали нужным идти ему навстречу в его просьбах.

М. Пешкова: Чем поплатился Гамсун за свой коллаборационизм?

Н. Будур: Вы знаете, Майя, что коллаборационизм... Не знаю, можно ли называть его коллаборационистом. Для меня этот вопрос остается открытым.

М. Пешкова: И для меня тоже.

Н. Будур: Потому, что мне кажется, что есть библейская заповедь «Не судимы, да не судимы будете», в данном случае она применима, как никогда.

М. Пешкова: То есть в коллаборационизме его обвиняли норвежские власти уже после войны? Это то, что называется их определение коллаборационизма, их подход к теме.

Н. Будур: Да. И его до сих пор обвиняют в Норвегии в коллаборационизме, и даже в новейших биографиях очень многие факты, как это не кажется парадоксальным, передернуты. Иногда даже какие-то письма цитируются в купированном виде, так как нужно авторам. Норвежцы его до сих пор не простили, поэтому, если говорить о том, чем он поплатился за свои убеждения, как я бы это назвала, прежде всего тем, что норвежский народ до сих пор, с одной стороны любит его, а с другой стороны это такая своеобразная любовь-ненависть, замешанная на боле, горечи, непонимании, унижении, даже не могу найти полный спектр чувств, которые присутствуют сейчас. Причем, самое удивительное, что эти чувства в равной степени есть и у совершенно молодого поколения, подростков, так и у их дедушек и бабушек, которые ещё помнят самого Гамсуна.

Если задать вопрос «как вы относитесь к Гамсуну у простого норвежского тинэйджера, то можно быть уверенным, что получишь ответ не просто «люблю или не люблю», а подробную, развёрнутую дискуссию на тему того, что есть Гамсун, что он значит, нацист он или не нацист. Это до сих пор беспокоит, что для русского человека, в общем, мне кажется, удивительно. Мы легче прощаем или не прощаем. Может быть, потому, что мы большая нация. Для маленькой нации, об этом тоже писали многие сами норвежцы, исследователи творчества Гамсуна. Для маленькой нации особенно болезненен вопрос предательства кумира. Даже если оно кажется мнимое, или не мнимое.

М. Пешкова: Когда проходил суд над Гамсуном, ему ведь было очень много лет. Это был уже глубокий старик. И именно решение суда и было тем моментом, из-за чего попал в психбольницу Гамсун?

Н. Будур: Нет, на суде, как не парадоксально, настоял сам Гамсун. В 1945 году его арестовали, отправили сначала в больницу, потом в дом престарелых, а потом, поскольку, все-таки, норвежский народ любил своего гения, его отправили на психиатрическое освидетельствование в клинику профессора Лаксфельда. И тут произошло самое ужасное. Если говорить о том, что самый важный этап в жизни Гамсуна, его трудно выделить, но самый ужасный — это несомненно, пребывание в психиатрической клинике. То, что сёстры приносили ему поднос, на котором была вывалена еда и разлит кофе, это не так страшно. Гамсун мог это пережить в силу своей глубочайшей убеждённости в собственной правоте. А вот то, что профессор Лаксфельд не смог добиться от него никаких показаний по поводу его интимной жизни и привлёк к процессу освидетельствования жену Марию, обманом заставил её дать показания, потом их ещё и опубликовал, это было для Гамсуна ужасным ударом.

Причём, после войны Мария, которая чувствовала себя не просто одураченной, а её разлучили с мужем, Гамсун несколько лет после больницы вообще с ней не разговаривал, не хотел её видеть и она была вынуждена жить у детей. Возврат в родной дом ей был запрещён Гамсуном. И Мария написала профессору письмо с просьбой объяснить, почему же он так её подставил, ведь он же, все-таки врач, была дана Клятва Гиппократа в своё время. И профессор ей ответил, что ему казалось, что так будет лучше для всех. И вот это объяснение, оно было дано и Гамсуну, когда он спрашивал. И поэтому, конечно, выйдя из психиатрической клиники, Гамсун писал, что он превратился в желе. Поскольку он был глух, то ответы на вопросы профессора Гамсун давал в письменном виде. Давал честно. Поражает некоторая парадоксальность его, но в этом весь Гамсун. Абсолютно его стиль. Например, когда профессор спросил, что он думает по поводу Квислинга, Гамсун написал: «Я думаю, что то, что он делал в Норвегии, было не хорошо, но не так уж ужасно. Конечно, ему не надо было убивать евреев, потому, что они такие же люди, как и мы».

И профессор дальше спрашивает: «Вы антисемит?» Гамсун отвечает: «Как я могу быть антисемитом, если большая часть моих друзей евреи? Я сделал очень много для их освобождения». Эти ответы все тоже были профессором опубликованы. Но самое ужасное, после выхода из больницы, Гамсун, который считал, что эти записки его личная собственность, его творчество, он собирался писать книгу, что он, в общем, и сделал, ему профессор не вернул, заявил, что это его собственность. Гамсуну пришлось обращаться к прокурору Норвегии. И только с его помощью психиатр предоставил писателю копии записей, которые были в последствии им использованы и переработаны в ставшую знаменитой книгу «По заросшим тропинкам». И произведение это удивительное, потому, что это был ответ всем обвинителям Гамсуна. Он не мог сделать это по-другому. Психиатр написал в своём заключении, что «ослаблена психика, необратимые старческие процессы», практически обвинив Гамсуна невменяемым. Что бы сделал на его месте любой, почти 90-летний старик? Смирился.

Больной, перенёсший несколько инсультов, ослабевший, страдавший афазией [4], ослепший, совершенно глухой старик восстал из пепла. Совершенно невероятно! Мистерия жизни, мистерия духа, как человек один, своим внутренним волевым усилием смог доказать целой стране, что он прав. Гамсун настоял на суде. Его много раз переносили. Он писал письма, он писал в газеты, он требовал, его верный адвокат Сигрит Стрей помогала ему. У нее остались замечательные воспоминания о том периоде. Очень сухие, юридически сухие, лишённые литературной ценности, но невероятно трогательные по своему человеческому накалу страстей. Она писала, как больной старик требовал, требовал, требовал и добился суда. Сигрит Стрей защищать его не могла, поскольку она была назначена военным прокурором и была членом военного трибунала. Поэтому они заранее составили с Гамсуном план защиты, подготовили его речь. И глухой Гамсун прочитал свою речь в суде. Ему было всё равно, как на неё отреагируют присутствующие. Его ослепили вспышками камер, когда он вошёл, был плохой свет и он плохо видел, что написано у него на бумаге. Он смог это всё преодолеть, несмотря на афазию и на то, что он менял слова и слоги местами и не совсем правильную речь, он смог произвести впечатление. В зале стояла тишина.

Но, тем не менее, его осудили. На него был наложен штраф, хотя не было никаких доказательств, ещё раз скажем, того, что он был членом нацистской партии. И Гамсун оказался практически разорён. И что вы думаете, делает этот разорённый, униженный старик? Он приходит к своему адвокату Сигрит Стрей, приносит законченную книгу «По заросшим тропинкам», отдаёт ей и говорит: «Во что бы то ни стало нам надо добиться издания этой книги в Норвегии и за рубежом. Она меня спасёт. Мы таким образом сможем преодолеть финансовый крах». Никто не верил ему, никто! Никто, кроме госпожи Стрей. И, как всегда, Гамсун оказался прав. Очень сложно шло издание книги. Его пытались заставить изменить некоторые части, в том числе то, что касалось пребывание его в психиатрической клинике и психиатров. В том числе и сама Сигрит Стрей просила его вычеркнуть имя. Поскольку адвокат хорошо знала своего клиента, то когда ей было сказано: «Нет», она сказала: «Нет, так нет. Пусть останется».

Когда же один из близких друзей, который много сделал для Гамсуна, стал настаивать, Гамсун ему говорил без остановки: «Нет! Нет! И нет!». Когда натиск стал сильным, Гамсун сказал: «Больше ты мне не друг. Если ты не понимаешь, как это для меня важно». И написал довольно оскорбительное письмо родным этого друга. Конечно, не характеризует это Гамсуна, как мягкого, милого и приятного в общении человека. Но это его характеризует, как необыкновенно уверенного в своей правоте писателя, который никогда не унижался до лжи или до полуправды, как ему казалось.

М. Пешкова: Первая биография Кнута Гамсуна вышла в Германии. Может быть и поэтому писатель так любил всё, что связано с этой страной. А первая биография великого норвежца по-русски скандинавист Наталья Будур готовила к печати два десятилетия. Все началось с подготовленных ею к печати воспоминаний Гамсуна об отце, с обширных комментариев к этой книге.

Наталья Селиванова — звукорежиссёр и я, Майя Пешкова. Программа «Непрошедшее время».

  1. Кнут Гамсун (норв. Knut Hamsun, настоящее имя Кнуд Педерсен (норв. Knud Pedersen); 1859–1952) — норвежский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе за 1920 год.
  2. Тербовен Йозеф (Terboven), (1898-1945), нацистский рейхскомиссар Норвегии.
  3. Видкун Квислинг (норв. Vidkun Abraham Lauritz Jonssøn Quisling, 18 июля 1887–24 октября 1945) — коллаборационист, норвежский политик, нацист.
  4. Афазия от греч. а — отрицательная частица; phasis — проявление, высказывание) — это системные нарушения речи, являющиеся нарушением уже сформировавшейся речи. Возникает при органических поражениях речевых отделов коры головного мозга в результате перенесенных травм, опухолей, воспалительных процессов и при некоторых психических заболеваниях.