Н. Хотинская. Последний романтик Жан-Мари Леклезио. Интервью [газета «Культура», №40, 2008]

Присуждение очередной Нобелевской премии по литературе Жану-Мари Леклезио по первости произвело на нашу литературную общественность эффект внезапно разбуженного медведя. «А мы про такого и не слыхали!» Собственно, ничего удивительного в этом нет — многих писателей начинали активно издавать в России только после того, как те становились лауреатами Нобелевской. Так было и с Дарио Фо, и с Жозе Сарамагу, с Имре Кертесом. Что ж, и тут такой же случай? Нет, нет и нет! Те из русских читателей, кто давно и внимательно следит за издающимися у нас переводами французских авторов, наверняка знают имя Жана-Мари Леклезио. Он в России вовсе не такой уж литературный незнакомец. О темах писателя, его русских изданиях и о том, кто ожидал и кто не ожидал такого решения Нобелевского комитета, «Культуре» рассказала известный переводчик Нина ХОТИНСКАЯ — автор русских версий романов Жана-Мари Леклезио.

— Жан-Мари Леклезио издается по-русски довольно давно. Кто, как и когда открыл его русскому читателю?

— Тут придется вернуться далеко назад. В конце 80-х возникла программа «Пушкин» — по ней французское министерство иностранных дел соглашалось финансировать издания на русском языке хороших французских авторов. Тогда у нас к западным методам работы еще не привыкли, издательств было очень мало, и французы просто «спускали» кандидатуры писателей и даже определенные книги. Так и возник в издательстве «Радуга» первый перевод Леклезио — «Путешествие по ту сторону», который выполнила я в сотрудничестве с переводчиком Владиленом Каспаровым. Это роман-фантасмагория, довольно странный, с некоторыми модернистскими изысками, от которых Леклезио потом отошел. Но роман все равно очень в его духе — отбросив формалистические странности, можно просто сказать, что это сказка большого города. Когда я переводила эту книгу, меня преследовало чувство, что писатель подсмотрел и записал мои собственные сны. Наверняка такого же впечатления не смогли избежать и многие читатели. Героиня «Путешествия» — современная фея, которая то творит чудеса, то рассказывает сказки. Чудеса у нее тоже современные — она, например, перемещает небоскребы с земли на море, потому что ей кажется, что там они смотрятся лучше. А может на закате солнца подойти к морю и пойти по светящимся кирпичикам солнечной дорожки. Наверное, каждому, кто смотрел на заходящее солнце, хоть раз тоже хотелось ступить на эту дорожку. Мне, во всяком случае, хотелось — причем задолго до того, как этот роман попал мне в руки...

— Следующей книгой Леклезио была «Пустыня», а перевод был выполнен самой Юлианой Яхниной — известнейшим мэтром перевода, ныне покойной...

— Да, и, кстати, Юлиана Яковлевна была таким мэтром, что бралась только за то, что ей очень нравилось. Леклезио она оценила сразу и очень высоко: «Вообще-то он поэт, — сказала она однажды, — а прозу пишет по какому-то недоразумению».

Но после «Пустыни» Леклезио не переводили довольно долго. Новым российским издательствам он казался некоммерческим и несовременным. Пока наконец издательство «Текст», которое поставило себе цель издавать серьезную литературу, не согласилось издать предложенный мной роман «Золотая рыбка».

— Кроме «Путешествия...» и «Золотой рыбки», вы перевели и «Небесных жителей» для издательства «Самокат». В центре всех этих книг — люди совсем молодые, а то и подростки. Можно ли сказать, что Леклезио — писатель молодежный?

— Ну не знаю... Героиня «Золотой рыбки» — девочка из Марокко, которую похитили в детстве, и она не знает своих корней. Роман рассказывает ее жизненную одиссею от марокканского еврейского квартала до Лос-Анджелеса, где она становится джазовой певицей, и как только к ней начинает приходить слава, она вновь уезжает в Марокко, чтобы найти свои корни. Подростковый это сюжет или нет? А «Небесные жители» — да, эти три самостоятельные новеллы из разных сборников потом действительно переиздавались во Франции как детские книжки. Но это уже вовсе не сказки — это истории о трудных подростках, только у каждого героя каждой новеллы трудности свои.

— Действие у Леклезио, как видим, что-то уж очень часто происходит где угодно, только не в его родной Франции?

— Леклезио родился в Ницце, и когда бывает во Франции, то живет у себя в Ницце, на родине. Но его любимые места — иные: увлекаясь Востоком, он долго жил в Марокко, вот почему во многих ранних его произведениях так важен мотив пустыни.

— Известен факт его биографии: в 70-е он четыре года прожил в индейском племени Южной Америки. Это были годы, когда вовсю расцвело движение хиппи, появилась литература хиппи. Насколько он связан с этой традицией?

— Насчет хиппи не знаю. Сомневаюсь. Вот уж чего нет в творчестве Леклезио, так это протеста. И в его героях, кстати, тоже. А индейцев он любит до сих пор и много времени проводит в Мексике, о которой написал и документальную повесть «Диего и Фрида» - это о любви Риверы и Фриды Кало, перевод Нины Кулиш был опубликован в «Иностранной литературе», — и целый сборник эссе о древних цивилизациях и о том, как они подпитывают современную южноамериканскую культуру. Не забудьте, что Нобелевскую премию ему присудили в том числе и за «исследование сути человека за пределами господствующей цивилизации»...

— ...А еще как «автору новых направлений, поэтических приключений и чувственного экстаза...»

— И то, и другое, и третье, по-моему, действительно есть в еще не переведенном на русский романе «Карантин». Это центральное произведение Леклезио. Писатель рассказывает историю своего деда и этой ветви своей семьи, которая жила на Маврикии. Действие происходит в конце XIX века, это сложно построенный роман-путешествие о поисках родины, то есть, иначе говоря, поэтическое приключение.

Впрочем, определение Нобелевского комитета и вправду чересчур абстрактно. Не надо думать, что писатель Леклезио — просто поэт-мечтатель, далекий от современной жизни. Вот в романе «Блуждающая звезда» две героини — две девочки: еврейка Эстер и арабка Неджма. И то и другое на их языках означает «звезда», а действие происходит в первые годы после образования государства Израиль... А в книге эссе, название которой и перевести-то неизвестно как — неологизм «балласинэ» придумал сам Леклезио, соединив слова «баллада», что может означать еще и «прогулка», и «сине», то есть кино, и это можно перевести «гулять по кино» или «киношкин бал», — писатель рассказывает о своих киноувлечениях, которые очень обширны: и немые фильмы Дрейера, и японцы Мидзогути и Одзу, и «Аккаттоне» Пазолини, и индийский Болливуд...

— В нашей литературной общественности реакция на новоиспеченного лауреата была, мягко говоря, странной и сводилась к вопросу: «Да кто это, черт возьми, такой-то?..» А что для французских читателей значит имя Жана-Мари Леклезио?

— Во Франции, как и повсюду, есть явная разделительная линия между писателями и писателями — одних с удовольствием читает массовая публика, о других пишут критики, и это уже авторы серьезные. Леклезио всегда проходил по этому разряду. Нельзя сказать, что он любимец читателей. Если говорить о том, какую традицию великой французской литературы он наследует, то в голову приходит, пожалуй, только романтическая проза XIX века, та ее ветвь, которая увлекалась Востоком, — Жерар де Нерваль, Теофиль Готье, Шатобриан. Это ведь тоже не самые популярные французские классики...

И тем не менее на родине у него полное признание. Еще десять лет назад литературная общественность Франции в преддверии очередной Нобелевки называла имя Леклезио как самого вероятного кандидата. Это как раз было после выхода романов «Карантин» и «Золотая рыбка». Его обошел тогда Жозе Сарамагу с «Евангелием от Иисуса». И вот наконец награда нашла своего героя, хотя на сей раз этого, похоже, никто не ожидал... кроме французов.

— Вокруг Нобелевской премии много кривотолков на политические темы. Комментаторы нередко объясняют решение комитета политической конъюнктурой. Насколько это касается Леклезио?

— Это не тот случай. Трудно представить себе писателя, более далекого от политики в наше политизированное время. В центре внимания Леклезио — человек вне зависимости от политических систем.

— Достоин ли, по-вашему, Леклезио Нобелевской премии?

— Если кто из французских писателей и достоин, то, по-моему, это именно Леклезио.

— Вы — автор русских переводов таких языково трудных писателей, как Фернандо Аррабаль, Маргерит Дюрас. А легко ли переводить Леклезио?

— Переводить трудно, именно потому, что язык у него простой, но очень поэтичный, и важно сохранить не только смысл, но и ритмику, и настроение. В середине 90-х годов один парижский толстый журнал провел опрос среди читателей на тему «Кто из ныне живущих писателей пишет на самом лучшем французском языке»? Первым в этом рейтинге с большим отрывом был Леклезио. Собственно, удивляться тут нечему — это так и есть. Ведь большинство современных французских авторов, таких как Уэльбек или Бегбедер, стараясь угодить читателям, зачастую пишут на молодежном сленге. Чистый, классически ясный французский язык встречается все реже...

Беседовал Дмитрий Леонидов