noblit.ruВстреча с Тони Моррисон состоялась в квартире, которая была её «домашним офисом». Она повесила мое пальто и предложила выпить. Мы удобно расположились в комнате и приступили к беседе. Я сразу отметила про себя, насколько добрая атмосфера царила здесь, — всё кругом как будто следило с большим вниманием за нашим разговором. Седьмой роман Моррисон, «Рай», только что вышел в издательстве Кнопфа, и во время нашей беседы телефон то и дело названивал: звонки поступали от её сына, от сестры, друзей, которые скорей хотели поделиться новостями о появляющихся рецензиях на книгу. На известия Моррисон реагировала неторопливо и сдержано, принимала их с абсолютным спокойствием.
Роман, начинаясь с поразительной фразы: «Они стреляют в белую девочку первой», — повествует об убийстве нескольких женщин в 1970 гг., совершенном группой чернокожих, которые отстаивали честь своего маленького городка в Оклахоме; по их мнению, женщины были упрямы, подрывали моральные устои их жизни и вообще оказывали исключительно отрицательное влияние. Эта сильная книга, полная глубоких чувств, несомненно, встает в ряд лучших произведений писательницы.
— Вы читаете рецензии?
— О, да.
— Что вы подумали о столь негативной рецензии в «Нью-Йорк Таймс», которую Мичико Кэкутани написала на «Рай»?
— Пожалуй, я допускаю, что найдутся и другие мнения относительно того, на что эта книга похожа и о чем она. Возможно, некоторым людям достаточно заплатили, чтобы они прочли роман с «определенной точки зрения». Рецензия в Нью-Йорк Таймс чрезвычайно нелестна. И я подумала, кстати, что она была не очень хорошо написана. Какое-то время нелестные рецензии действительно причиняют беспокойство, а те из них, которые к тому же плохо написаны, оскорбляют особенно сильно. Тот критик не потратил достаточно времени, чтобы по-настоящему прочитать книгу.
— Слушая критику, вы не чувствуете, что должны защитить себя от неё?
— С этим ничего не поделаешь.
— Хотите всегда быть в курсе того, что говорится в обществе?
— Я знаю, есть авторы, которые считают, что во время творческой работы лучше вовсе не читать рецензий, или не читать только плохие, а просматривать лишь избранные рецензии, поскольку иногда они могут оказывать ядовитое воздействие. Я не согласна с такого рода изоляцией. Мне очень интересно знать, как воспринимается афро-американская литература в этой стране, что о ней пишут, как на нее смотрят. Это была долгая, тяжелая борьба, и предстоит сделать еще много работы. И мне особенно интересно, как оценивают и понимают произведения, написанные женщинами. А лучший способ узнать об этом — читать рецензии на собственное творчество, — те моменты, которые не касаются собственно того, как я пишу. То есть, это никак не влияет на саму работу. Меня ничуть не сбить с толку чужими мнениями о том, как я должна писать, и как мне добиться успеха, я ни под кого не подстраиваюсь. И на моей работе это никак не отражается. Но в целом отклики читателей и критиков мне очень интересны. Порой в рецензиях встречаются очень любопытные и интересные вещи.
— «Рай» был назван «феминистским» романом. Вы согласитесь с этим?
— Нет, совершенно. Я бы никогда не написала что-либо «истское». Я не пишу «истские» романы.
— То есть, вы отдаляетесь от феминизма. Почему?
— Чтобы быть свободной настолько, насколько это возможно, в своем воображении, я не могу занимать ограниченные позиции. Все, что я когда-либо сделала в писательском мире, имело цель развить артикуляцию, а не ограничить ее, распахнуть двери; иногда даже не завершая книгу, я оставляю концовки открытыми для различных интерпретаций, возможности повторных обращений, некоторой двусмысленности. Я не выношу, просто питаю отвращение к ограниченным категориям. Думаю, такой подход сбивает с толку некоторых читателей, которые полагают, будто я погружена в написание феминистского трактата. Я не подписываюсь в пользу патриархата, но и не думаю, что его следует заменять матриархатом. Думаю, это вопрос беспристрастного подхода, и он открывает двери для всевозможных мнений.
— В книге так много женских персонажей, именно поэтому на неё легко навесить ярлык «феминизма».
— Да. Подобного не происходит с белыми писателями-мужчинами. Никто же не говорит, что Солженицын пишет только о своих русских. То есть, что же тут такого? Почему бы ему ни написать о Вермонте? Если у вас книга целиком о мужчинах и женские персонажи в ней незначительны...
— Никто этого даже не замечает. Все закрывают глаза на то, что у Хемингуэя были большие проблемы с женскими героями.
— Да, просто закрывают глаза.
— Многие из мужских образов в «Раю» сталкиваются с серьёзными проблемами. Интересно, вы сами определяете кого-нибудь из них, как персонажа сильного в нравственном отношении?
— Думаю, я могу назвать молодого священника Майснера. Именно в нём отражены те чувства касательно нравственных проблем, которые наиболее близки моим собственным. Он ожесточенно борется с догматами своей религии, противостоит давлению, оказываемому гражданским правам, разложению прав.
— И он беспокоится о молодежи.
— О ней тоже. Он сильно переживает из-за того, что многие умирают преждевременно, еще молодыми. Именно на молодежь возлагались большие надежды, но в тот момент неожиданно наступила тишина, и они погибают.
— Он как Лев из «Анны Карениной»*.
— Точно.
— Борется с моральными устоями...
— Майснер не во всём придерживается такой оценки, однако он хочет открыть дискуссию. Желает совершить эту «ужасную» вещь — прислушаться к детям. Дважды упоминалось о том, что «Рай» не смогут понять должным образом, поскольку он посвящен такому мало рациональному предмету, каким является религия.
— «Рай» также назвали «тяжелой» книгой.
— Меня всегда поражает до глубины души, когда говорят, будто читать книги на тему религии «тяжело». И что в школах никто даже не собирается поднимать все те вопросы, которые закрыты на сегодняшний день.
— Разве скажут они подобное о книге «Мао II» Дона Делило из-за того, что она затрагивает тему вероисповедания?
— Нет, это различные плоскости, я полагаю. Для «черной» литературы. Различные ожидания. Различные желания.
— Вы имеете в виду, они хотят, чтобы вы затронули те аспекты, о которых они уже слышали?
— И сказала в который раз: «Все будет хорошо, никто не должен обвинять». И я не разбрасываюсь обвинениями. Я просто стараюсь глядеть на вещи открытыми глазами, чтобы увидеть, на что всё это было похоже, или на что это могло бы быть похоже, и как это связано с нашим нынешним образом жизни. Романы всегда являются для меня исследованиями.
— Когда вы росли, были вы как-то связаны с миром «феминизма», или вы в первую очередь чувствовали себя чернокожей, а потом только женщиной?
— Думаю, я не разграничивала эти два понятия — чернокожий и феминистка, — когда росла, потому меня окружали чернокожие женщины, которые были сильными и решительными и которые всегда принимали тот факт, что должны работать, воспитывать детей и заведовать домашними делами. Они возлагали очень большие надежды на своих дочерей и не давали нам спуску; мне никогда не приходило в голову, что то был образ жизни именно феминисток. Знаете, в том маленьком городе моя мать могла бы пойти в только что открывшийся театр, чтобы убедиться, что там нет дискриминации — черные на одной стороне, белые на другой. Как только он открылся, она бы первой пошла туда, посмотрела, какое место даст ей билетер, огляделась бы и пожаловалась на кого-нибудь. Для нее это было обычным делом, для мужчин тоже. Так что мне никогда не приходило в голову, что ей следует отказаться от такого вида противостояния миру в целом. И тот факт, что она — женщина, нисколько не сдерживал ее. Ей было интересно знать, что происходит с детьми, которые идут в кино — чернокожими детьми, — как с ее дочерьми, так и с сыновьями. Поэтому меня окружали люди, которые серьезно воспринимали обе эти роли. Позже такое поведение назвали «феминистским». И вскоре у меня возникло множество проблем с этими определениями. Я написала об этом несколько статей, а также книгу «Сула», действительно основанную на этой качественно новой идее, которая звучала следующим образом: «женщинам следует поддерживать дружеские отношения друг с другом». В обществе, в котором я выросла, были женщины, которые всегда предпочитали женскую компанию мужской. В этом смысле они на самом деле были «сестрами».
— Вы поддерживаете отношения с другими писательницами? Есть ли в этом для вас необходимость?
— В действительности у меня очень немного друзей-писателей. Есть несколько близких друзей, тоже писателей, но только потому, что они настолько выдающиеся люди. Полагаю, писательство играет лишь второстепенную роль в вопросах дружбы. Когда книги, написанные чернокожими женщинами, впервые начали приобретать популярность, мне было интересно наблюдать, как появилось несформулированное и нерассмотренное общее правило, которое оказывало определенное влияние, — оно гласило: «Печатаясь, никогда не порицай других». Очевидно, мы свободно могли не любить книги друг друга, но при этом никогда не играли в игру «кто тут лучший». Итак, между нами чудесным образом отсутствовало соперничество. Время от времени я читаю рецензию — чернокожая рецензентка критично отзывается о работе другой чернокожей писательнице, но, как правило, они не выходят за рамки культурной критики. Поскольку мы всегда понимали, что занимаем такую «нишу», где места хватит для всех.
Беседовала Зиа Джефри (Zia Jaffrey).
- Судя по всему, имеется в виду герой Толстого Константин Левин.
Перевод с английского Сиротин С. и Беркут В.