noblit.ru
Великие романы способны вдохновлять писателей по всему миру. Кто мог бы подумать, что в Иране, стране со строгим религиозным управлением, появится писательница, которая не только прочитает «Сто лет одиночества» Гарсия Маркеса, но и сама напишет нечто подобное? Тем не менее это случилось. Шокуфе Азар родилась в 1972 году в Иране и ребенком застала Исламскую революцию 1979 года. Позже она работала журналисткой и была настроена оппозиционно по отношению к действующей власти, из-за чего даже попадала в заключение. В итоге она эмигрировала в Австралию, где и живет в настоящее время. Ее роман «Просветление сливового дерева» была переведен на английский неизвестным и вошел в короткий список Международной Букеровской премии в 2020 году. Очень многое в этой книге взято из «Ста лет одиночества» вплоть до того, что иногда при чтении кажется, что имеешь дело с копией. Тем не менее есть в этом романе и свой уникальный голос. Если Гарсия Маркес как бы целиком зашел на территорию магического реализма, то для Шокуфе Азар такой заход лишь частичен, потому что увлечение «магией» не позволяет приглушить страшного социального звучания ее книги. По всей видимости, только в свободе западного образца она видит спасение для страны.
В «Просветлении сливового дерева» рассказывается об иранской семье, которая становится жертвой Исламской революции. В семье пятеро: мама Роза, папа Хушан, сын Сораб, дочь Бита и еще одна дочь Бахар, от лица которой ведется повествование. Все пятеро так или иначе пострадают, и начинается эта цепочка трагедий с того, что исламисты поджигают дом семьи в Тегеране и в пожаре погибает Бахар, дочь-рассказчица. Так она превращается во всевидящего призрака. Семья почитает за лучшее перебраться в деревню, причем не просто в деревню, а туда, где их не достанут исламисты. Мама и папа всем сердцем ненавидят новую власть. В деревне Разан, куда они прибывают, поначалу все спокойно. Но затем здесь сначала появляется отряд учителей, служивших еще старой власти, а потом эти учителя превращаются в фанатиков. Теперь брату Бахар Сорабу угрожает мобилизация на войну с Ираком, которую ведет Иран, в итоге его арестовывают, а потом казнят. В момент казни его мать Роза забирается на сливовое дерево и там обретает просветление. Этот опыт побуждает ее бросить семью и отправиться в странствие. Папа Хушан остается вместе с Битой, и, конечно, компанию им составляет призрак Бахар. Шокуфе Азар рассказывает историю, в которой есть трагедия реальной жизни и одновременно буйная фантазия, которая уводит далеко от реальности. Поэтому Бита из-за неразделенной любви превращается в русалку, а потом и вовсе уходит в море. Оставшийся один Хушан решает наведаться в Тегеран, где он не был десятки лет. Там в магазине он покупает диски с неразрешенной музыкой и тут же на улице попадает в лапы юных фанатиков, увидевших в нем приспешника запада. Чтобы его элементарно не убили, требуется помощь призраков, впрочем, помощь их ограничена. Хушану чудом удается избежать смерти, сойти за сумасшедшего и обрести свободу. А там возвращается домой и его жена Роза. Но это не счастливый конец, потому что семья потеряла все.
Описанные в книге герои – это не какие-то темные деревенщины. Это люди ищущие и обожающие чтение. Именно поэтому ограничение свобод, пришедшее с Исламской революцией, они восприняли как удар. Чего стоит эпизод, когда стражи революции во время обыска сумки Биты нашли в ней «Сто лет одиночества» Гарсия Маркеса. Прошел целый час, прежде чем они после звонков по рации убедились, что книга не представляет политической опасности. А ведь Бита еще занималась в танцевальном классе и мечтала стать балериной. Отцу пришлось объяснять ей, что теперь порядки изменились. Отныне женщинам запрещено петь и танцевать, потому что это против религиозных законов. А революционеры между тем на этом не остановились и принялись сжигать книги. Призрак Бахар видит, как в языках пламени исчезают знаменитые пары мировой литературы: Пьер и Наташа, Хитклиф и Кэтрин Эрншо, Скарлетт О’Хара и Рет Батлер, Тристан и Изольда, Абеляр и Элоиза. Наблюдая все это, она приходит к выводу, что людям, по-видимому, просто ничего не нужно, ни любовь, ни правда, ни история, ни мудрость, ни знания. Ничего не нужно, разве что тишина. Теперь мама поклялась никогда не ездить в Тегеран, пока не падет новый режим, настолько ей было отвратительно надевать платок. Она отказалась ехать даже из солидарности с родственниками, когда 13-летнего подростка осудили на семьдесят ударов плетьми из-за того, что во время Рамадана он съел сливу. Мать боялась смотреть в прошлое, потому что прошлое было слишком счастливым по сравнению с настоящим. В итоге в момент казни сына она обрела просветление на сливовом дереве. Оно дало ей какие-то знания, но очевидно, что этот опыт не привел ее к каким-то готовым выводам, а скорее только направил на новый путь.
Но семья Бахар – это не только голос ненависти, здесь звучит еще и голос знания. Следует взглянуть на младшего брата отца по имени Хорсо. Он просидел год в тюрьме при старой власти и два года при новой. Однако это не сломило его интеллектуальных устремлений. Он посвятил жизнь изучению индийского и восточноазиатского мистицизма и даже выучил санскрит. В Тибете он лежал в пустой могиле и читал Веды, а потом левитировал во время практики медитации Ошо. В Сибири он общался с шаманами, в общем, вел активный духовный поиск. В итоге он и его брат Хушан воплощают два способа существовать в реальности. Хорсо считает, что брат неправильно относится к миру. Для Хушана мир представляет угрозу, поэтому Хушан должен либо защищаться, либо атаковать, либо убегать. А Хорсо считает, что мир нужно сначала познать, причем уйти на это может вся жизнь. Правда, во всем, что изучал Хорсо, он не встречал таких кровавых событий, какие повлек 1979 год.
Революция привела к реальной гибели людей, но призрак умершей Бахар в каких-то поистине поэтических традициях видит хорошее в смерти. Она описывает ощущение легкости, исчезновение страха, боли и боязни религиозного суда. Последнее – самое важное. Когда ты умер, тебе не страшно то, чем тебя пугает религия. И кроме того, смерть дает возможность получить новые знания. Но одновременно звучит и противоположное утверждение. Смерть – это не конец «каких-то» вещей, это конец «всех» вещей. Тела, идентичности, семьи, дружбы. Это окончательная точка, за которой ничего нет. Наконец, третий тезис о смерти – это «вечная скука». Когда ты жив, ты можешь прекратить жизнь, выбрав самоубийство. Но когда ты мертв, выхода из смерти уже нет. Но и отрицать связь жизни и смерть тоже нельзя. Призрак Бахар говорит так: «Мы, умершие, пребываем на печальной стороне жизни, тогда как живые пребывают на радостной стороне смерти».
При этом призраки у Шокуфе Азар не воинственны. Души убитых политических заключенных могли бы отомстить своим убийцам, но они понимают, что это ничего не изменит к лучшему. Поэтому их удел странствовать по миру, заглядывать в лица живым и ощущать одновременно ностальгию и безнадежность. Хотя главному своему обидчику, аятолле Хомейни, они, кажется, все же могли бы отомстить. У Гарсия Маркеса тоталитарный лидер никогда не назывался, это мог быть Сталин, Гитлер или латиноамериканский диктатор. Шокуфе Азар виновника всех бед не скрывает – это аятолла Хомейни. Его власть настолько абсолютна, а жизнь, которую он построил в Иране, настолько жутка, что действительно наказать его могут только призраки. И автор «Просветления» в самом деле посылает ему наказания, рисуя пожилого лидера в образе запутавшегося в жизни старика. Она дарует ему откровение, когда пишет: «И в ту секунду он понял, что в монологах он был жестоким правителем, а в диалогах был никем, просто бородатым мальчиком, лишенным логики, упрямым и напыщенным. В последний момент своей жизни он прошептал простые слова: мне потребовалось восемьдесят семь лет, чтобы понять, что интеллектуальные и рациональные правила монолога и диалога имеют фундаментальные различия». По версии Шокуфе Азар, он умрет в своем подземном лабиринте среди зеркал и его тело будут искать три месяца. Когда тело наконец найдут, оно будет источать смрад («тела всех диктаторов источают такую вонь в конце»).
Жизнь в Иране сурова, но иранцы могут и должны быть счастливы. Нужно жить и наслаждаться текущим моментом, радоваться тому, как распускается цветок. В каком-то смысле писательница даже уходит от фундаментального западного конфликта «быть или не быть». Магическая история, рассказанная в книге, как будто и не существовала в действительности, и эта красота исчезновения не требует онтологической определенности. Можно привести пример с второстепенной героиней книги Эффат, которая полюбила мальчика-пастуха, а потом раздвоилась. Теперь она особым образом способна переживать свое единство с миром. Она ощущает себя и невинным ягненком, и деревом, и листком на дереве. Такие моменты просветления возможны, к ним нужно стремиться, но, к сожалению, им угрожает жестокая политическая реальность. А между тем, танцующие деревенские жители как будто способны вернуться во времена до ислама, когда в Персии был зороастризм. Похоже, что Шокуфе Азар больше любит зороастризм, чем ислам, и считает его более аутентичным для Ирана. Зороастрийцы благодарили природу и Бога за дарованную радость, тогда как ислам, по ее мнению, только ищет врагов и неугодных. Может быть, и сама возможность магии на иранской земле берется из древнего прошлого? В «Просветлении» смерть ездит в такси, от любви загорается трава, месяцами идет черный снег, люди (как у Гарсия Маркеса) забывают названия предметов, а потом настолько погружаются в сладкие мечты, что превращаются в сухие растения. Но все эти магические элементы, хотя и способны далеко нас завести, в итоге не порывают с действительностью и наоборот возвращают к ней.
Шокуфе Азар выбирает магический реализм, по-видимому, не ради какого-то нового опыта, а только чтобы оживить унылую реальность Ирана. Воображение писательницы не отрывается от причины, которая его запустила. Для нее Иран – это страна, где нет свободы и где невозможно жить. Даже волшебные существа не имеют никакой защиты от такой реальности. Никто не очарован русалкой, в которую превратилась сестра Бахар Бита, наоборот, мужчины только хотят ее изнасиловать, а потом убить, чтобы она не позвала других морских существ. Есть в этом даже какая-то сниженность, опошление волшебного мира. А Хушан, отец Бахар и Биты, называет Тегеран городом, который никак не может протрезветь. Морок, безумие, слепота, фанатизм – такие слова подошли бы Ирану в глазах Шокуфе Азар. Конкретных политических реформ писательница не предлагает, но очевидно, что интересует ее в первую очередь свобода выбора. Она хочет слушать любимую музыку, заниматься танцами, петь и не получать удары плетью за малейшие провинности. С ожесточенной грустью она констатирует, что, пока исламисты у власти, ничего этого не будет.
Сергей Сиротин