noblit.ru
Николя Матье. И дети их после них. Пер. с фр. С. Васильева. М.: Эксмо, 2020.
Мы привыкли к тому, что Франция – это одна из ведущих экономик Европы, и вряд ли способны представить себе француза, страдающего от серьезных финансовых проблем. Тем не менее есть во Франции авторы, описывающие явления, которым подошла бы почти революционная риторика. Николя Матье, как раз такой автор, конечно, не пишет об «эксплуататорском классе капиталистов», однако его тема – это фактически притеснение рабочего класса. Причины здесь две: во-первых, кризис, во-вторых, изменение общей повестки дня, в результате чего рабочий становится все более и более бесправным. В романе «И дети их после них», получившем Гонкуровскую премию 2018 года, Николя Матье изобразил своих героев именно в кризис, описав французские 1990-е. 1990-е во Франции, впрочем, - это не 1990-е в России. Здесь никто не экономит на еде и не отказывает себе в поездках, здесь трудно представить себе семью без машины, а часто машины уже имеют студенты университетов и учащиеся колледжей. Кризис по-французски – это всего лишь некоторое снижение уровня жизни и возможная потеря работы, но социальные гарантии государства таковы, что никто по-настоящему не нищенствует. На 1990-е приходится юность одного из главных героев романа, подростка Антони, которому в 1992 году исполняется четырнадцать лет.
У него, как и у всех молодых людей, ветер в голове. Когда-то он почти любил школу, но теперь у него слишком много энергии, часто хочется все крушить, избивать одноклассников. Он не думает об учебе, все его мысли о том, как погонять на отцовском мотоцикле, как выпить пива и покурить травки, а еще как познакомиться с девушкой. И мечтает он, конечно, о Калифорнии, где уж точно настоящая жизнь. Это молодость как она есть, без малейших ориентиров и ответственности, одна сплошная вечеринка, на которой ты вечно пьян. Изредка на Антони накатывает ощущение собственной неполноценности, но это не мешает ему баловаться с кокаином, если возникает такая возможность. Автор называет своего героя «безобразно молодым» и «еще недостаточно смертным», и это лучшие слова для описания его безудержной бесшабашности и желания без оглядки прожигать жизнь. Антони живет в Эйанже, это на границе с Люксембургом. Когда-то регион был промышленно развит, здесь располагался крупный металлургический завод «Металор», на котором работали многие местные жители, включая Патрика, отца Антони. Теперь завод закрылся, помимо африканцев, в страну хлынули еще азиаты, и приличной работы не осталось. Мэр лелеет надежды превратить Эйанж в популярный туристический регион, а пока многие ездят на заработки в соседний Люксембург, которому требуются рабочие руки. Что касается Патрика, то он занимается тем, что подстригает газоны тех, кто побогаче него, и Антони иногда ему помогает. Жить стало сложнее, но тем не менее семья живет в отдельном доме, за который исправно выплачивает кредит. У Патрика нет особенных интересов, кроме разве что пива, телевизора или как максимум фильмов с Клинтом Иствудом. Фактически он алкоголик, но ничего менять в своей жизни он не хочет.
Однажды Антони решает пойти на вечеринку к знакомым и без спросу берет из гаража старый мотоцикл отца. Мотоцикл, пожалуй, уже и не представляет особой ценности, но дорог Патрику как символ его молодости. Напившись и нанюхавшись наркотиков до потери памяти в гостях, Антони обнаруживает, что мотоцикл исчез, и так закручивается еще одна сюжетная линия, связанная со вторым главным героем книги – подростком Хасином. Если про Антони можно сказать, что он просто балуется, плохо понимая, что хорошо и что плохо, то Хасин уже имеет черты настоящего преступника. Он живет в дешевом районе вместе с отцом, выходцем из Марокко, который приехал во Францию на заработки и десятки лет отдал все тому же заводу «Металор». Хасин не хочет жить, как отец, он намерен играть по-крупному. Он хорошо понимает, что главное – это деньги: «надо признать за деньгами эту необычайную способность к ассимиляции, которая превращает воров в акционеров, жуликов в традиционалистов, сутенеров в коммерсантов». Поэтому для проформы, чтобы порадовать отца, он, конечно, пробует найти работу, но в действительности занят другим – сбытом травки. И именно он угоняет мотоцикл, который Антони взял у отца. Так жизнь сталкивает Антони и Хасина. Роман состоит из четырех глав, описывающих четыре лета с 1992 по 1998 года с интервалом в два года. Много что за это время происходит. Родители Антони разводятся, Патрик бросает, а потом опять начинает пить, доводя себя до самоубийства, Антони заводит романы с девушками и успевает послужить в армии, а Хасин разворачивает гигантские планы по созданию наркоимперии, чтобы в конце концов незаметно для себя жениться, стать отцом ребенка и начать вести постылую жизнь честного труженика. Дети взрослеют, и в общем-то в этом нет ничего хорошего. Правда, есть в этом романе и примеры успеха. Если Антони и Хасина можно в целом назвать неудачниками, занятыми низкоквалифицированным трудом, то некоторые девушки сразу понимают, что путь на вершину – это хорошее образование. И, во многом себе отказывая, они добиваются всего трудом. Другое дело, что даже попадание в элиту не избавляет от ощущения, что рай юности потерян навсегда. В этом плане истории успеха и истории неудач ничем не отличаются. Поэтому «И дети их после них» - это во многом книга о неотвратимости и необратимости взросления.
На обложке русского издания сказано, что этот роман запечатлевает истинный дух Франции. Какой образ возникает в голове, когда мы слышим про дух Франции? Что-нибудь авантюрно-романтическое, скажем, сцены из фильма «На последнем дыхании» Жана-Люка Годара. Увы, ничего подобного в тексте нет. Романтика подростковых отношений пятнается откровенно безответственным отношением к жизни, а потом уже и юность кончается, чтобы впустить в жизнь суровую реальность. Дух Франции в романе Матье – это вовсе не радость обеспеченного существования, а самая настоящая неуверенность перед завтрашним днем. А дети, не понимая ответственности взрослых, считают жизнь последних просто прозябанием. «Все у них было как-то мелко – и рост, и положение, и надежды, даже несчастья – широко распространенные и какие-то конъюнктурные. Они либо теряли работу, либо разводились, либо оказывались рогоносцами, либо заболевали раком. В целом они были нормальными, и все, что существовало вне их жизни, считали относительно недопустимым. Так и росли эти семьи на камнях злобы, в подземельях накопившегося горя, которое под действием рюмки «пастиса» могло в один миг вылиться в такой банкет, что мало не покажется». Или вот другое высказывание о родителях: «В сущности, такая жизнь – это чистое крохоборство, постоянная загнанность. Это теплое местечко держалось на волоске. Предки считали себя хозяевами жизни, а на самом деле были жалкими мажордомами в королевстве, где правили другие». Для Антони его семья даже не вполне семья. Отец мог из-за мелочи впасть в неистовство, а мать в результате собирала вещи и уходила к сестре. В их семейной жизни было что-то непроницаемое. Мать Антони тоже понимала, что ее сын – это не больше не малыш, обожавший варенье и мультики про маленьких индейцев. Теперь это чужой, «полускот, от которого пахнет ногами, который ходит вразвалку, как какой-то уголовник, да еще и собирается сделать себе татуировку».
Когда работал завод «Металор», было поспокойнее, но даже те годы нельзя было назвать счастливыми. Особенно для тех, кто на социальной лестнице оказался ниже. Отец Хасина, работяга из Марокко, так и не смог подняться выше обычного рабочего, хотя отдал заводу сорок лет. Французское общество строго поделено на классы, и африканцы здесь своего рода люди второго сорта. «На первый взгляд можно было подумать, что распределение рабочих мест, применение рабочей силы осуществляются исключительно по принципу эффективности. Что эта мощь, эта логика, направленные на производство и наращивание его темпов, самодостаточны. На самом же деле за этим <…> скрывалась сложная, путаная система негласных законов, методов принуждения, унаследованных еще от колониальных времен, система естественного с виду отбора, узаконенного насилия, обеспечивавшего дисциплину и распределения несчастных по категориям». Дети иммигрантов хорошо чувствуют, что их отцы нисколько не преуспели в жизни. Поэтому в их отношении к родителям есть не только уважение, но и презрение. Родители сумели приобрести материальные блага, в каждом доме теперь есть цветной телевизор, но им нечего передать детям, потому что во Франции у них нет корней. В этом и причина злости Хасина на мир. Какой смысл учиться и сдавать экзамены? Это будет означать, что ты соглашаешься с правилами игры, а это те же самые правила, согласно которым твой отец просто пустое место. В таком мире лучше продавать травку и за неделю зарабатывать столько, сколько рабочему «Металора» платят за полгода.
Есть проблемы и у коренных французов. Николя Матье уловил некую атмосферу перелома в трудовой культуре, когда Америка стала навязывать всему миру свои стандарты, бесконечно обновляющиеся. Мать Антони Элен годами работала бухгалтером и прекрасно выполняла свои обязанности. А потом появились какие-то новые люди и стали проверять ее компетентность, находя бесконечные изъяны. В итоге они даже отправили ее на курсы переподготовки. Когда-то Франция была тихим и уютным мирком, где ты имел надежную работу и мог ни о чем беспокоиться. 1990-е, если верить Николя Матье, положили этому конец. Это еще одна сторона кризиса. Дело не только в потере работы или доходов, дело в том, что исчезает доверие между людьми, возникает какая-то вечная гонка, стремление достичь новых стандартов, повысить показатели и так далее. В общем, глобализация, ведущая на новый, может быть, даже совершенно искусственный уровень конкурентной борьбы. «Раньше мужикам не было нужды рядиться в клоунов. <…> А теперь все стали понемногу превращаться в лакеев. Силикоз, взрыв рудничного газа – не они теперь составляют основные профессиональные риски. Теперь люди умирают понемногу, так сказать, «на медленном огне», от унижения, от мелких ущемлений их прав, от мелочной слежки, которой подвергаются в течение всего дня…» В действительности за такой повесткой скрывается уродливый однополярный мир. Как пишет Матье, теперь, когда рухнула Берлинская стена, «мир во всем мире надвигается с неотвратимостью дорожного катка». Даже на молодежь теперь положиться нельзя. Желание революции трансформировалось в любовь к американской группе «Нирвана». Ни на что большее современные подростки не способны. Можно расходиться по домам.
«И дети их после них» - это книга о безответственности юности, о страхах взрослых, о медленном проклятии жизни, в которой в действительности нет прогресса. Патрик, отец Антони, с подростковых лет ненавидевший безделье, считает свою жизнь «постоянной битвой за рубеж, отделяющий человека скромного достатка от нищего». Таковы французские 1990-е. Разница здесь только в том, что российскому нищему элементарно нечего есть, а французский живет не в отдельном доме, а в маленькой однокомнатной квартире. Такова во всяком случае судьба Патрика. Он, как и сын, тоже не избежал столкновения с Хасиным, который некогда украл его мотоцикл, и в итоге потерял все. А самое страшное – это даже не гибель родителей. Самое страшное в том, что дети в точности повторяют их путь. И юность с ее мелкими преступлениями, хоть как-то намекавшая на свободу, однажды бесповоротно кончается:
«Несовершеннолетие – это такая двоякая штука, с одной стороны, оно вас защищает, а с другой, когда оно кончается, вы с ходу попадаете в мир, о жестокости которого до сих пор даже не подозревали. Не сегодня завтра ваши деяния обращаются против вас, и получаете вы по полной, да прямо в морду, и никаких вторых шансов, никакого «общественного терпения».
Сергей Сиротин
Опубликовано в журнале "Урал", №2, 2021.