Опора Китая. Сюй Фаньчэн. Конфуцианство

Сюй Фаньчэн. Конфуцианство. Пер. Ван Юе. СПб.: Нестор-История, 2020.

Китайская цивилизация много сделала для прогресса всего человечества. Вдобавок она может похвастаться очень длинной историей, которая не прервалась даже после серьезнейших вызовов в разные эпохи. Может возникнуть вопрос: что же поддерживало китайцев и обеспечило жизнестойкость нации? Сюй Фаньчэн, специалист по китайской и западной философии и культуре, считает, что в основе чрезвычайной исторической стойкости китайцев лежат учения Конфуция, которые поддерживали нацию на протяжении 25 веков. В 6 веке в стране пытались насадить буддизм, но эта попытка была неудачной. Даосизм тоже имел меньшее влияние. Именно конфуцианство стало реальной опорой для китайцев.

В книге «Конфуцианство» Сюй Фаньчэн рассказывает о жизни великого мудреца древности, его идеях и знаменитых последователях. В данной работе можно найти взвешенные и, так сказать, усредненные сведения о биографии Конфуция и его трудах, потому что обилие позднейших комментариев подчас не позволяет установить точно, где автором был сам мыслитель, а где его ученики. В книге цитируется множество фрагментов классических текстов, которые иллюстрируют идеи Конфуции, и к ним автор дает свои пояснения. Не лишена эта работа и просто интересных исторических наблюдений.

Конфуций или Кун Фу Цзы, если отказаться от латинизированного варианта имени, жил в 6-5 веках до нашей эры в китайском княжестве Лу. В феодальном Китае того времени существовал император, но вассальные царства постоянно сражались друг с другом и часто проводили самостоятельную политику. Конфуций начал карьеру преподавателя в возрасте чуть старше 20 лет и за годы жизни успел побыть и путешественником, и политиком, и историком, и литератором. Как педагог он отличался очень демократическим подходом, никогда не отказываясь от учеников и принимая всех. Это отличалось от индийской традиции, где брахманы передавали знания только избранным. Конфуций хотел служить при дворе и даже учить государственных мужей управлять государством. Ему довелось быть градоначальником и позже ответственным за государственные церемонии в родном княжестве Лу. Его успех в управлении был огромен и многие даже приезжали к нему учиться. Однако верно и то, что ему пришлось сталкиваться с теми, кто хотел ему навредить. Даже на родине он был свидетелем постоянных интриг и политических перестановок. В такой ситуации ему в итоге пришлось вернуться на стезю общественного преподавателя и писать книги. Также он известен как составитель исторических хроник и редактор ритуальных и церемониальных правил. Еще до Конфуция в Китае сформировалась традиция, согласно которой авторитет историка был чуть ли не выше, чем авторитет императора. Придворных историков было обычно два, они стояли у трона и записывали все, что говорил правитель. Прочесть написанное император не мог, тексты предназначались для потомков. Однако Конфуций был очень скромен. Когда он составлял исторические хроники или писал труды по исправлению ритуалов, он считал себя не творцом, а только рассказчиком, хотя в восточном мире написание истории считалось в подлинном смысле творением и заниматься этим мог только мудрец.

Конфуций был обычным человеком и, по-видимому, не слишком страдал в жизни. Он жил в комфорте и достиг преклонных лет. Его не распяли, как Христа, он не ушел в нирвану, как Будда, и не стал отшельником, как Лао Цзы. Можно ли такого человека вообще считать духовным наставником? Сюй Фаньчэн уверен, что да. Конфуций не просто моралист и составитель нравоучительных трактатов. Его учения открывают путь к духовному совершенству. И все это несмотря на то, что конфуцианство – это довольно блеклая идеологическая система. В ней, как представляется, очень мало философского содержания и красок. Здесь нет ни Зевса, ни Бога Творца, ни рая, ни ада, ни алхимии, ни нирваны, ни бодхисатв, ни сверхлюдей. Она не учит ни аскезе, ни воздержанию. Она учит всего лишь тому, как стать благородным мужем. Легко считать конфуцианство просто набором сухих нравственных правил, но автор все же считает, что это духовная система и притом жизненно необходимая. Он приводит такой исторический пример. Юаньский император Туг-Тэмур как-то спросил одного министра, какая из трех вер самая лучшая. Министр ответил: «Буддизм – как желтое золото, даосизм – как белый нефрит, конфуцианство же можно сравнить с зерновым рисом». Император удивился: «Что же, конфуцианство настолько мелко?» Министр пояснил: «Золото и нефрит действительно дороги, но без них можно прожить. Но если нет риса, то как протянуть и день?»

Христианство, буддизм и даже ислам развивались как бы «снизу». Простые люди открывали для себя истину и потом распространяли веру. Конфуцианство в этом плане было не похоже на мировые религии. Она шло «сверху вниз», от учителей, представлявших собой элиту, к народу. Конфуцианские принципы применялись разными правителями Китая на самом высоком политическом уровне, но они не умирали с уходом этих правителей. В этом и состоит загадка учений Конфуция – их чрезвычайная жизнестойкость. Конфуций сделал обобщение истории Древнего Китая и предложил видение, оказавшееся полезным для современности. Поэтому конфуцианский канон фактически воспроизводился из поколения в поколение.

Конфуций не искал истину, как философы Древней Греции, он видел перед собой только цель – благородного человека, и описывал его добродетели. В своих трудах он использовал иероглиф 仁,«жэнь», который заставил изрядно поломать голову многих западных переводчиков. Сюй Фаньчэн приводит много попыток перевода «жэнь» на английский и отмечает их несостоятельность. Перевод «жэнь» как «добродетель» превращает Конфуция из духовного лидера, каким он был, в обычного наставника, с каменным лицом читающего нравоучения. Перевод как «любовь» более живой, но слишком фривольный и далекий от изначального смысла. «Благодеяние» и «попечение» слишком узки по значению. «Сострадание» и «милосердие» ближе к оригиналу, но не обладают всей полнотой. «Сочувствие» тоже слишком узкое слово, а «гуманность» слишком поверхностное. Фактически, для «жэнь» в английском языке просто не существует эквивалента. «Жэнь» – это одновременно нечто вроде «духовной любви», только без связи с конкретным человеком, и «божьей милости», только теперь наоборот с более выраженными личностными качествами. Это гармония, пронизывающая Вселенную. Но «жэнь» очень сложно обладать. В «Рассуждениях и беседах» ученики приводят Конфуцию множество примеров людей, которые должны были бы обладать «жэнь», однако учитель ставит это под сомнение.

При этом учитель не говорил о причине, которая заставляет нас любить людей. По-видимому, эта причина содержится в самой возможности такой любви. Здесь можно только домысливать. Например, возможна такая точка зрения, при которой любовь направлена не на человека и человечество, а на «внутреннее я», которое как бы распределено по природе. Но утверждать, что Конфуций думал именно так, нельзя, хотя на эту точку зрения встали некоторые его последователи.

Помимо «жэнь», еще одна важная конфуцианская добродетель – это сыновняя почтительность, то есть уважение к родителям. Даже траур, когда кто-нибудь из родителей умирал, длился довольно долго, целых 25 месяцев, и автор отмечает, что это имело некоторый психологический смысл. Человек, потерявший отца или мать, бросал все дела и мог на время траура отвлечься от суеты. Сюй Фаньчэн связывает это с историческими реалиями Древнего Китая. В отличие от Древней Греции, где главным было государство, в Китае главным был клан или семья, а внутри нее уже конкретный человек. Но, поскольку сильное и процветающее государство тоже было одной из высших ценностей, почтение к родителям было возведено в этическую категорию. Считалось, что оно помогало воспитать хорошего гражданина, а это было важно, поскольку путь к сильному государству начинался с отдельно взятого человека. В одном из текстов конфуцианского канона есть тезис о том, что, исправив себя и свое сердце, можно построить идеальное государство.

Часть «Конфуцианства» посвящена «Книге перемен», которая, как отмечает автор, была переведена на западные языки недостаточно точно. В оригинальном тексте есть и стихи, и ритмическая проза, а это всегда плохо поддается переводу. «Книгой перемен» Конфуций, вероятно, тоже занимался. Как известно, эта книга использовалась для гаданий и по ней можно было предсказывать будущее. Однако такая ее утилитарность не исчерпывает ее значение. В действительности, «Книга перемен» отражает менталитет древних китайцев и их мировосприятие. Ученые Древнего Китая не рассматривали случайности и совпадения, считая, что любой результат – это следствие сочетания обстоятельств. Поэтому «Книга перемен» - это не сборник чудес или мистической чепухи. Ее предсказания основаны на расчетах, правила проведения которых имеют в каком-то смысле даже черты науки. Хотя позже автор все же отмечает, что ни к реальным научным открытиям, ни к созданию философской системы эта книга не привела. Так или иначе, не стоит пытаться понять ее до конца. Сюй Фаньчэн даже приводит слова Карла Густава Юнга, который в преклонном возрасте, говоря об этой книге, рекомендовал не искать в ней никаких теорий и не нарушать тем самым свой сон. Гадание по «Книге перемен» не считалось религиозной практикой и не было священным. Нередко по ней гадали просто для развлечения. И тем не менее ее влияние на жизнь китайцев в разные периоды истории было ощутимым и благотворным. «Книга перемен» не просто объявляет человеку его будущее, делая таким образом заложником судьбы. Она указывает ему на правильное действие, которое нужно предпринять, или правильное отношение.

«Книга перемен» да и сам опыт говорят, что человек и мир переменчивы. И если буддизм представляет человека исключительно как цепочку перемен, то в этом есть смысл. Так можно сломить эго человека и таким образом освободить его. Китайская философия Дао перемены тоже признает, но не отказывает человеку в реальности, и более того ставит перед ним цель – стать совершенным. Однако особенность исконной китайской традиции заключается в том, что у всех перемен есть постоянные основания. Это видно даже в устройстве триграмм «Книги перемен», в которых небо всегда вверху, а земля внизу. Задача мудреца поэтому распознать «разум Вселенной», то есть законы, приводящие к изменениям.

«Книга перемен», первоначальный вариант которой был известен до Конфуция, и тексты самого Конфуция позволяют говорить о сильном отличии этих систем от мировых религий. В конфуцианстве человек самодостаточен, хотя ему нужно обязательно следовать ритуалам. Вот показательный фрагмент: «Почтительность без ритуала приводит к суетливости; осторожность без ритуала приводит к боязливости; смелость без ритуала приводит к смутам; прямота без ритуала приводит к грубости». Или другой пример: «Если то, что ты можешь достичь с помощью своих знаний, опирается на человеколюбие и используется с чувством собственного достоинства при управлении народом, но без соблюдения Правил, значит, ты еще далек от совершенства».

Однако выполнение ритуала вовсе не означает поклонение Богу, как в христианстве. Именно необходимость внешнего Бога, как пишет автор, и привела к провалу немногочисленных и коротких по времени попыток привить христианство на китайской земле. В Китае вообще было меньше религиозных фанатиков и не горели костры для жертвоприношений. Более того, в отличие от мировых религий, конфуцианские тексты рассматривались как источники практических рекомендаций при управлении государством. В истории Китая были примеры, когда можно было воспользоваться слабостью врага и вторгнуться на его территорию, однако правители опирались на принципы человеколюбия, изложенные в трудах Конфуция, и отказывались от агрессии, в результате чего выигрывали даже больше.

И, наконец, еще одна возможная причина жизнестойкости конфуцианства – это его акцент на положительных сторонах мира и человека. Конфуцианство противостоит нигилистическим установками. Некоторые философы добровольно отказывались от любви и выбирали пустоту, потому в пустоте пусть и не было любви, но также не было и боли. Ведь боль и тревогу порождает как раз любовь. Конфуцианство же последовательно призывает к выбору любви. Это следствие его исходной посылки. Для конфуцианцев природа человека дарована Небесами, и она чиста и красива. Задача нашей жизни – развить доброту, причем полагаясь на собственные силы, а не ожидая чудесного преображения свыше. Итогом этого может стать превращение в совершенного богочеловека, только без оглядки на Всевышнего монотеистических религий, потому что опора здесь будет исключительно на внутренний свет. Люди не были счастливее в прошлом, однако учение Конфуция делает акцент именно на благе и добре, тогда как буддизм, обещая нирвану, или христианство, подчеркивающее первородный грех, делают акцент на страданиях. Конфуций не говорил о том, что ждет нас в конце или после смерти. Он говорил о том, как достичь благородства при жизни. Однако этот путь наверх имел все черты духовного роста и был как бы окутан тайной, сотканной из света. Поэтому, несмотря на всю простоту учений Конфуция и отсутствие эзотерического содержания, этого человека можно назвать подлинным духовным учителем.

Книга Сюй Фаньчэна содержит много интересной информации о Древнем Китае. Например, читатель может узнать о том, что красноречие входило в список дисциплин, которые изучались в конфуцианской школе, однако великих ораторов в Китае не было, потому как не было и публичных дискуссий. Народ вообще долгое время считал, что ораторское искусство служит только оправданию промахов и затемнению разума. И все же, пожалуй, это не лучшая книга для первого знакомства с Конфуцием и его учениями. Слишком уж несистематично изложен материал. Сюй Фаньчэн десятки страниц пишет о «жэнь», потом касается «сыновней почтительности» и совсем мало пишет о «справедливости», тогда как о других добродетелях вообще не говорит ни слова. А когда он описывает числовые расчеты при гадании в «Книге перемен», понять вообще ничего нельзя. Также при обсуждении китайского мировоззрения автор часто прибегает к высказываниям Шри Ауробидно, что выглядит несколько предвзято. Поэтому эту книгу можно рекомендовать тем, кто уже знаком с Китаем и хочет расширить свой кругозор. 

Сергей Сиротин