noblit.ru
Эдуард Веркин. Остров Сахалин. М.: Эксмо, 2018.
Писатель из Иваново Эдуард Веркин известен многочисленными произведениями для детей и подростков. Однако роман «Остров Сахалин», как видно уже при беглом пролистывании, - книга для взрослых. Наверное, первый. Здесь нет чудес, волшебства, любви и дружбы, героев со сверхспособностями. Вместо них – мрак реальности постапокалиптического будущего, где все ценные навыки подчинены одному - умению выживать. Но это не стандартный фантастический боевик, а вдумчивое, полное живых наблюдений путешествие по миру социального ада. «Остров Сахалин» стремительно перерастает примитивные и праздные попытки угадать будущее. По важной для автора мысли, будущее нужно направлять, с ним нужно взаимодействовать. Герои книги будущее, конечно, не направляют и выступают пассивными пленниками своего времени, но хотя бы в теории они стремятся преодолеть рамки традиционной футурологии. Уже одно это может превратить работу Веркина в культовую. Писатель не демонстрирует, может быть, достижений философской мысли, но способен создать очень мощную атмосферу со специфически российской «сталкерской эстетикой», в которой есть хайдеггеровская «заброшенность», индустриальное величие и индустриальные же обломки. Это мир конца света, которому крохотной надеждой сопротивляется уже стирающаяся человеческая индивидуальность.
Как и во всякой антиутопии, действие разворачивается в будущем. Может быть, это 21-й век, может быть, 22-й. Произошла ядерная война и теперь даже нельзя сказать банальную фразу о том, что мир лежит в руинах. Потому что даже руин нет. Корея выпустила по США ядерные ракеты, Америка ответила тем же и теперь на земле нет ничего живого. Америка, Россия, Китай – все страны исчезли, их попросту стерли последствия ядерных взрывов. Но Япония, как это популярно в массовой культуре этой довольно-таки националистической страны, осталась. Произошла вторая реставрация императорской власти, теперь это империя. Она захватила вожделенные северные территории – Курилы и Сахалин. Впрочем, захватила – это громко сказано, ведь эти территории после уничтожения России остались ничьи. Здесь периферия империи, промышленный центр, которому одновременно придали функцию исправительной колонии для преступников. На Сахалине есть только электростанции и тюрьмы. Вокруг них выросли соответственно полдюжины городов с общим населением около 20 миллионов человек. Причем тюрьмы на Сахалине важнее, чем промышленность, которая дает всего-то три процента валового продукта. Сахалин – это буфер, заграждение, защищающее островную Японию. Живут здесь японцы, готовые ценой здоровья заработать денег, многочисленные презренные китайцы, бежавшие во время войны с материка, и еще более презренные корейцы. Социальная иерархия очень жесткая – на вершине пирамиды японцы, ниже все остальные. Налицо также все признаки конца света. Пригодной питьевой воды почти нет, рыб и животных в пищу употреблять нельзя – они радиоактивны, да и зверей, на которых можно охотиться, почти не осталось. Высоких зданий нет, жилища строятся из мусора и плавника, деревья на растопку рубить нельзя, а уголь, который добывается на острове, позволить себе могут только состоятельные люди. Самый ходовой товар – это мертвецы. Целые артели занимаются их «ловлей» на берегу и в городах. Из мертвецов изготавливают мыло, а еще их используют в качестве топлива на электростанциях. И это реально выгодно, потому что мертвецов очень много и они ничего не стоят.
Читателю предлагается совершить путешествие по такому Сахалину вместе с двумя героями – девушкой по имени Сирень и парнем по имени Артем. Сирень родилась и выросла в Японии. Ее мать русская, отец японец, по линии отца у нее в предках были знаменитые военачальники. Сирень поступила в Токийский университет и распределилась в Департамент Этнографии на кафедру практической футурологии. На кафедре было решено, что она отправится на северные территории в научную командировку и соберет материалы. Так начинается ее путешествие. Она посещает Курилы, потом прибывает на Сахалин. По острову она движется с юга на север, имея в провожатых русского парня Артема. Артем так называемый «прикованный к багру», то есть принадлежит к группировке головорезов, которые имеют статус свободных граждан и по закону должны заниматься поиском и убийством беглых каторжан, коих на острове огромное множество. Сирень и Артем посещают Углегорск, центр угольной промышленности, потом прибывают в Александровск, где есть только тюрьма. Здесь неожиданно происходит землетрясение, заключенные Александровска выбираются наружу и фактически захватывают город. Теперь нашим героям, до этого путешествовавшим со всеми возможными удобствами, необходимо научиться выживать. Они отступают на юг, двигаясь то по суше, то по реке, подбирают изувеченного подростка-альбиноса, и боятся только одного – как бы не заразиться МОБ, вирусом мобильного бешенства. МОБ – самый главный страх японцев. Считается, что ни в Японии, ни на Сахалине нет ни единого носителя, но после землетрясения вспыхнула самая настоящая эпидемия. МОБ заражает человека за минуту, превращая в зомби. Похоже, что единственный путь спасения – это выжечь весь Сахалин дотла.
Мир мрачного и безнадежного будущего у Веркина проработан просто восхитительно. У него масса нюансов и деталей, позволяющих восстановить во всех подробностях социальное и бытовое устройство общества. Будущее ужасно, и Веркин нашел миллион разноцветных красок, чтобы его описать. Послушаем, как жалуется Сирени на жизнь мэр одного из городов. Люди по-хорошему должны питаться белковым концентратом, но его привозят мало, потому что капитаны сухогрузов подворовывают. Недостаток питания приходится компенсировать соленой черемшой. От этого у всех расстройство желудка, некоторые даже высокопоставленные лица вынуждены носить подгузники. В опреснителях воды завелись черви, а у тех, кто пьет эту воду, черви завелись внутри. Ладно бы можно было есть крыс, это решило бы множество проблем, но они заражены. Погода стоит мерзкая, сейсмоактивность растет, люди неквалифицированны, нормы выработки поддерживать не удается. Все хуже некуда. Таковы взгляды на жизнь мэра, а вот наблюдения самой Сирени за островом Итуруп. Растений выше колена на суше нет, поверхность воды покрывает мутная серая пена – это стоки коллекторов обогатительных станций, воняет аммиаком, птиц нет. Сирень вообще не помнит, что когда-либо видела птиц в природе, на ум приходит только старый гусь, увиденный в Императорском зоопарке в Токио. Артем, в свою очередь, говорит следующее о пестром и мрачном мире Сахалина: «Тут много чего есть. Циркачи, художники, предсказатели погоды, продавцы лунных кратеров, китайские костоправы, фотографы, картографы, библиографы, но гораздо больше тут нет. Нет рыбы, нет птиц, нет жратвы, нет чистой воды, нет салфеток, нет аспирина, нет табуреток, нет бумаги, нет газет, нет бензина, нет лопат, нет матрасов». Артем, хоть явно и не интеллектуал, умеет наблюдать за миром. Он говорит Сирени, что в этих краях завелся особый овод, прилетевший из Китая, который вбрызгивает в глаза личинок.
Сирень точно выражает свои ощущения от поездки, и наблюдения ее очень ценны. «Время на Карафуто (Сахалине) обладает другими свойствами; если в Японии оно подталкивает в спину, поторапливает, то здесь оно словно обволакивает, впитывается в кости и мясо, производит медленное и разрушительное действие». Или: «Сахалин удивляет на каждом шагу. Странным сочетанием природы ослепительной красоты, просторов, солнечного света и вездесущей грязи, обязательного отчаяния, запечатленного на всех встречных лицах <…> Здесь вы не встретите ни одного человека, в фигуре и жестах которого не отразилась бы каторга <…> В суставах людей живет постоянная раслабленность, сами люди то и дело оглядываются <…> Продолжается не жизнь, а мучительное доживание».
Японцы у Веркина живут в мире победившего национализма. Они убеждены в превосходстве японской нации. Поэты могут начинать свои передачи словами: «Друзья, помните – на высшей ступени пирамиды цивилизации находится японский мужчина, на низшей же ступени распростерта корейская женщина». Один такой поэт позже окажется в тюрьме по политической статье. Китайцы в романе выглядят не людьми, а безмозглой кишащей массой. Их всегда очень много, и они всегда куда-то норовят прорваться, забраться, влезть и всем не хватает места, из-за чего они начинают убивать друг друга. Артем про них презрительно говорит: «Лучше три раза сдохнуть, я не боюсь сдохнуть. А они боятся. Готовы жрать червей, крыс, друг друга, так хотят жить».
Веркин оставляет без объяснения некоторые символы, понять которые смогут только читатели, знающие историю. Например, особо рьяные японские патриоты в романе, мечтающие о возврате славных времен, носят татуировки с цифрами 731. Это, очевидно, намек на печально знаменитый японский отряд 731, проводивший в годы Второй мировой бесчеловечные опыты над людьми. Или традиционная японская забава в книге – это мордование негров, исключительно американских. Проводится церемония 6 и 9 числа, очевидно, в дни, когда США сбросили атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки. Впрочем, в отдельных, более экономически благополучных районах вроде Южно-Сахалинска мордование проводится каждую неделю. Однако японцы способны на великодушие и уважение к другим. Они, например, сохранили за Сахалином русское название. Мать Сирени утверждала, что это из-за чувства исторической вины. Во время ядерной войны Россия прикрыла Японию, но японцы, когда в Евразии вспыхнул МОБ, уничтожили все корабли под российским флагом, приближавшиеся к японским берегам. Также японцы санировали территорию Хабаровского края, уничтожив 8 миллионов человек. Теперь они боятся гневить русских духов, поэтому русские географические названия были сохранены.
Болезни так распространены, а нормальная жизнь так недостижима, что уже обычной здоровой пище придаются волшебные свойства. Сирень вспоминает, что ее прадедушка умел готовить плов, который излечивал от туберкулеза. Теперь этот мир безнадежно утрачен. Люди на Сахалине планомерно сходят с ума, на острове царит повсеместное безумие. Начальник тюрьмы развлекается тем, что стреляет из пулемета, установленного в окне его кабинета. Психические отклонения причудливы и многообразны. Кликушество, истерическая левитация, аутосекция, пищевые перверсии, заместительный мазохизм, искупительное ясновидение, спектрофобия, боязнь мостов, ногтей, белого цвета – список можно продолжать. Местный врач сообщает, что психиатр легко сделает здесь карьеру. Только практиковать желающих нет – врачи сами боятся сойти с ума. А этого естественно никто не хочет – в островной Японии психбольных лечат принудительно, воскресив для этого даже метод лоботомии.
Веркин почти завороженно, как натуралист, разглядывает причудливые порождения постапокалиптического мира. Помимо беглых каторжан-головорезов, есть на Сахалине мрачная христианская церковь, есть секта ползунов, убежденных, что жизнь нужно проживать на четвереньках, есть семьи рыбоедов-изгоев, ушедшие из городов и состоящие из страшно увечных полулюдей. И никому нет снисхождения! Взять те же тюрьмы. Смысл любой тюрьмы – это исправление преступника. Но только не на Сахалине. Здесь тюрьма нужно для того, чтобы преступник при жизни понял, что его ждет в аду. Есть даже специальная тюрьма, созданная безумным архитектором, само пребывание в которой из-за специальных оптических и акустических эффектов приводит к сумасшествию.
Но все сказанное выше относится к эстетическому плану, к описанию социального устройства без выводов. Содержательное же послание «Острова Сахалин» - это попытка создать принципиально новую футурологию. Один из героев, поэт-националист, ныне осужденный по политической статье, говорит: «Сегодняшняя футурология сделала качественный шаг вперед. Это уже не пыльная фантастика, дискредитировавшая себя временем, это активная практика, искусство взаимодействия с послезавтра <…> Он (футуролог) размечает границы будущего, купирует ложные тропы, закладывает основы! Это хирург, отсекающий гнилое мясо истории, акушер, повивальная бабка грядущего». Сирень вторит ему: «Будущее, чтобы состояться, должно отрицать прошлое. То есть настоящее для нас. И задача практикующего футуролога – определить векторы вторжения грядущего, противостоять им и направлять в нужную сторону». В том же ключе выражается один второстепенный персонаж, озвучивающий важную мысль. Ядерная война была неизбежна. Человечеству после освоения ближнего космоса стало тесно в гелиосфере. Необходим был качественный скачок, постепенная эволюция – это ложь и тупик.
Где-то, во сне или в воображении, Веркин увидел фотографию ада. В своей книге он на почти пятистах страницах эту фотографию попытался воссоздать во всех деталях. Как только появляется возможность создать сцену с обилием трупов, Веркин это незамедлительно делает. Не то чтобы таких сцен было особенно много, но если они появляются, то счёт трупов, как в любом уважающем себя боевике, идёт на десятки. В одной из таких схваток Сирень с Артемом убивают на пару около пятнадцати человек. Причем Сирень после этого ничего не чувствует. Но, как уже говорилось, «Остров Сахалин» - это не боевик. Это очень качественная социальная фантастика с тщательно прописанным миром, с обилием деталей и подробностей, в эстетическом плане (а отчасти и в содержательном) наследующая «Пикнику на обочине» Стругацких и соответственно «Сталкеру» Тарковского. Есть в прозе Веркина какой-то очень правильный литературный ритм, нехарактерный для «низких жанров». Этот роман, конечно, вряд ли получит «Русский букер», но его, несмотря на сниженность и затертость постапокалиптической темы, возможно, будет приятно почитать и тем, чей литературный рацион составляют исключительно Нобелевские и Букеровские лауреаты.
Сергей Сиротин