Придумай мне мир. Егор Радов. Змеесос

Мы уже писали о потрясающей книге Егора Радов «Якутия», а теперь хотим рассказать о первом романе писателя «Змеесос». «Змеесос» и «Якутия» очень похожи. Здесь тоже происходят фантастические события, быстро меняются декорации, появляются и исчезают наркоманы, только действуют не обычные люди, а божественные сущности, которые без конца перерождаются. «Змеесос» - это хроника земной жизни сына двух богов, который обозревает человеческую жизнь в ее самых радикальных проявлениях и в итоге не находит ее заслуживающей внимания. Это однозначно маргинальная литература, и автор не церемонится с читателем. Однако маргинальные элементы не являются в ней самоцелью, Радов почти не смакует их. Наоборот, его устремления направлены на то, чтобы разгадать смысл познания, понять природу знания и определить, что же по-настоящему важно под луной. Книга написана живым, непереводимым языком и одновременно полна угловатых канцеляризмов, напоминающих буквальный перевод с английского. На основе такого контраста – намеренно испорченного русского языка и одновременно поэтического, насыщенного неологизмами – писателю удается придать потрясающее звучание своей работе, которая поистине самобытна и ни на что не похожа.

 

Метафизический сюжет книги чрезвычайно сложен и запутан. Происходит примерно следующее. Две божественные сущности – Лао и Яковлев – пребывая «в буйстве сущностных облаков» вдруг понимают, что часть мироздания от них отпала. «Что-то случилось» - понимают они. До этого они забавлялись тем, что создавали и убивали миры, а теперь поняли, что есть места, где их власть не распространяется. Чтобы исправить положение, они решают породить новую сущность и отправить ее в земной мир искать ответа на свой вопрос. Эта новая сущность получает имя Миша Оно. Миша Оно – ничего не знает, ничего не помнит, говорит «спасибо» и путешествует по земному миру. Он попадает, например, в секту муддистов, поклоняющихся Великой Мудде. Эти сектанты не верят в серьезные вопросы, поставленные мировыми религиями, и наоборот считают, что нужно заниматься вещами незначительными. Они верят в реальность смерти. Иное их название – акциденталисты. Миша Оно слушает их, но не соглашается. Потом его увлекает за собой Почетный Наркоман Отчизны по имени Степан Чай. Чай приводит его в свою лабораторию и начинает в присутствии Миши готовить свое лучшее избретение – препарат глюцилин. Миша знакомится со всеми сложными аспектами химического синтеза, а потом принимает полученное вещество. После он знакомится с некой Коваленко, которая заражает его болезнью под названием «копец». Миша начинает спешно лечить болезнь. Обращается к докторам, которые рассказывают ему о том, что болезнь можно лечить мучительно и долго, а можно быстро и безболезненно. При этом, прежде чем добраться к доктору, он некоторое время общается с теми, кто восславляет мучительную смерть от «копца». И те, кто умирает от «копца», и те, кто его лечит проживают в так называемой свободной зоне. Это иносказание для демократии, которая обеспечивает свободу выбора. Мише Оно свобода надоедает, поэтому он выбирает тоталитарную зону, куда отправляется по собственной воле. Здесь царят деспотизм, случаются массовые казни ни за что, но именно это и нужно Мише. Сначала он оказывается в оппозиционной группировке, которая хочет убить главного в этой зоне – Консула Коваленко. Часть оппозиции недовольна жестокостью строя Коваленко, часть наоборот считает этот строй слишком мягким. Единства среди них нет. Прямо на квартире, благодаря стукачу, группу накрывает полиция. Миша Оно оказывается в тюрьме, откуда его вызволяет все так же Коваленко, которая как выясняется, дочь Консула. Боясь снова заразиться «копцом», Миша следует за возлюбленной. Они сначала играют в придурочную игру «боцелуй», потом купаются в сметане и ищут себя. И все же Миша недоволен. Он хочет уничтожить этот мир, чтобы найти что-то еще. Но вот сможет ли он сделать это, если перерождение обеспечено?

 

Вся книга пронизана ощущением мучительного и неизбежного перерождения. Из сцены в сцену действуют одни и те же персонажи. Степан Чай, Антонина Коваленко, Артем Коваленко, Аркадий Вельш, Ольга Викторовна. Все они – порождения Лао и Яковлева, придумывающих миры. Миры это одновременно и разные, и одинаковые. Иногда это арктические просторы, иногда Африка, а чаще – безликие улицы неназванного российского города. При этом догадаться, что случится на следующей странице невозможно. Написанное Радовым – это бред, подчиняющийся логике наркомана. То есть это не клинический бред, который наблюдают психиатры. Для такого бреда в творчестве Радова слишком много связности. Бред Радова изящен, он сверкает красками и писательскими находками. Находки это прежде всего языковые. Трудно даже представить, как переводчик взялся бы переводить «Змеесос», например, на английский. Проза Радова кажется совершенно непереводимой. Все его словечки вроде «аздрюнь», «кукирочки», и «раздвигать пупочки» пройдут мимо внимания иностранца, однако непременно как-то отзовутся в душе русскоязычного читателя. Интересует Радова прежде всего свобода и ее границы. Он понимает свободу буквально, как «все довзолено». Поэтому Лао и Яковлев на одной странице могут поедать друг друга, а на другой вступают в божественную однополую связь с целью породить Мишу Оно. Все в «Змеесосе» подчинено велениям наркоманского бессознательного. А в нем возможно абсолютно все. Однако это «наркоманство» позволяет очень глубоко понять реальную жизнь, которая существует за окном. 

 

Радов ставит скорее метафизические вопросы, чем социальные. Впрочем, они у него перетекают друг в друга. Писатель  критикует то, что кажется незыблемой истиной, и радуется тому, что ужасно. Например, его свободная и тоталитарная зоны представляет собой замечательные метафоры демократии и деспотизма. И что же Миша Оно? Ему надоедает свобода, потому что в ней нет ничего нового, и влечет тоталитаризм вследствие того, что его ужасы обеспечивают подлинную непредсказуемость жизни. Однако и тоталитарная зона ему вскоре надоедает, потому что он постигает ее банальную сущность. В итоге он приходит к желанию уничтожить все существущее, чтобы выйти к подлинно новой реальности. Еще более интересен пример с «раздвиганием пупочек». На десяти страницах, где Радов описывает это самое «раздвигание», ему удалось выразить всю тупую бессмысленность социалистического труда. Что такое «раздвигание пупочек»? Все очень просто. Подъезжает грузовик с контейнером. В контейнере «пупочки». Их надо вытащить, потом «раздвинуть». «Пупочки» - это какие-то непонятные предметы, имеющие две части, соединенные пружиной. Эту пружину и надо раздвинуть. Когда «пупочки» раздвинуты, их надо штабелями сложить в низеньком красном здании. Все, дело сделано. Эти несколько страниц своей выразительностью перевешивают всю метафизику «жестяных баранов» Герты Мюллер, которая в «Сердце-звере» так тоже обозначала бессмысленные продукты социалистической промышленности. 

 

В общем, «Змеесос» - это потрясающая книга, поражающая буквальным восприятием языковой и социальной свободы. Сюжеты Радова почти невозможно пересказать, они искрятся, перетекают друг в друга, умирают и рождаются заново. Повествование развивается стремительно, диалоги перемежаются размышлениями, которые поданы в фирменном стиле писателя, напоминающем откровения какой-нибудь футуристической секты. Человека, желающего взяться за разбор метафизики «Змеесоса», ждут фанастические просторы для интерпретации. Многое в этой книге может быть прочитано как религиозный текст, только религия это новая, непохожая на существующие – здесь царит странная, трудно распознаваемая логика, которая управляет тем, что кажется обычным бредом. Слово «бред» Радов и сам частенько использует. Впрочем, если бы каждый бред был таким, как бред Радова, человеческий дух продвинулся бы существенно дальше. А то, что «Змеесос» служит продвижению духа вперед, не вызывает ни малейших сомнений.

 

Сергей Сиротин