noblit.ru
Лейф Ульссон — драматург, режиссёр, актёр, переводчик и хороший друг Тумаса Транстрёмера, лауреата Нобелевской премии по литературе 2011 года. Сам Тумас, по состоянию здоровья, не может ездить по миру и читать свои стихи. Эту миссию часто выполняет Лейф Ульссон. Он выступает во многих странах с театрализованными представлениями по стихам Транстрёмера, обычно с музыкальным сопровождением. Нигерия и Греция, Испания и Румыния, Беларусь и Швейцария — вот неполный список стран, где Лейф побывал с такими представлениями только в 2012 году. И, конечно, он проводит много подобных чтений в своей родной стране.
Лейф полюбил стихи Тумаса Транстрёмера 25 лет назад. Он прочёл их и влюбился с первого взгляда. «Я понял, что его образы — мои», — говорит он. Позже Лейф начал читать его стихи на публике, в том числе за рубежом. 7 лет назад Тумас, узнав об этом, пригласил его в гости в Стокгольм. «Мои стихи теперь — твои, потому что ты их читаешь», — сказал тогда Транстрёмер. С этого дня они стали друзьями. «У него мягкий, негромкий голос, ясная и скромная улыбка», — говорит Лейф.
По словам Лейфа, «то, что его строки, цитаты — в твоём теле, что ты можешь применять их во многих ситуациях, само по себе является силой», а также счастьем. В поэзии Транстрёмера он восхищается великой Тайной, которая не может быть разгадана... Но давайте послушаем самого Лейфа Ульссона.
— Как вы выбрали театральную стезю?
— Моё детство прошло на ферме в Западной Швеции, — рассказывает Лейф. — Я много читал, и прочитанные книги и истории побуждали меня сочинять пьесы и драматические сценки с товарищами по играм. Мы были Гекльберри Финном, Тарзаном, и, конечно, индейцами и ковбоями. Моя мама также поощряла меня читать и заниматься языками.
— Спустя много лет преподавания языков и театрального искусства, я на некоторое время стал руководителем шведской сценической школы Skara Skolscen, — говорит он о своей дальнейшей деятельности. — Некоторые мои ученики стали очень известными актёрами, даже работали с Ингмаром Бергманом и Стэнли Кубриком (актриса Мари Ричардсон). Тем временем я начал переводить французскую драматургию на шведский язык, а также делать программы о культуре для «Радио Швеция» — в основном о французском театре и культуре. Я общался с Жаном-Луи Барро, Жанной Моро, Арианой Мнушкиной, а больше всего — с Роджером Блином, человеком, который впервые поставил «В ожидании Годо», тем самым открыв Сэмюэля Беккета для сцены. Роджер Блин научил меня многому в области театра и искусства, больше, чем кто-либо. Мы были близкими друзьями вплоть до его смерти в 1980-х.
Я перевёл 30 французских пьес, поставил 20 спектаклей и несколько мюзиклов, таких, как «Оливер», «Чары Господни» и «Волосы». Снимал фильмы (например, «Марта из деревни»), участвовал в телепередачах в Швеции и за рубежом. Провёл около ста радиопрограмм о культуре, поэзии, театре и кино, а также о музыке. Я веду семинары по импровизации и голосу в разных странах. Мои чтения Транстрёмера привели меня в такие далёкие места, как Лагос (Нигерия), Фарерские острова, Исландия, Македония и Москва.
Вот такая биография этого интересного человека. А чем он занимается сейчас?
— Я готовлюсь к турам с поэзией Транстрёмера по Швеции, а также в Германию, Францию, Алжир, Норвегию, Монголию и Иран. Также даю театральные мастер-классы и ставлю пьесы, например, «Фрёкен Жюли» шведского драматурга Августа Стриндберга, в университетских театрах за рубежом, в ближайшее время — в Германии и Швейцарии. Помогаю переводчикам из других стран, объясняю те выражения и метафоры в поэзии Транстрёмера, которые им кажутся сложными или очень «шведскими».
— Лейф, за что вы любите поэзию Транстрёмера?
— За её простоту, метафоры, конкретные и простые, почти простодушные — так мог бы думать и говорить ребёнок. Они удивляют, на первый взгляд они неуместны, но они следуют иррациональным законам работы мозга, тем самым формируя смысл. И таким способом поэт может выразить и объяснить очень многое, почти целую вселенную мыслей, в нескольких прозрачных словах. Обычно я говорю, что его язык будто вырезан острым ножом на дубовой древесине. И ещё — за то, что его тексты легко читать, как про себя, так и вслух.
— Вам нравится, когда люди расспрашивают вас о нём? У вас нет чувства, что вы сами теряетесь в этом?..
— Я так не чувствую, наоборот, это даёт мне некую уверенность в себе, очень специфическую, — жить в его поэзии и вместе с ней. Я сам открываю для себя многое, я должен больше думать, это меня мотивирует.
— Какие из его работ вам ближе всего?
— Его стихи о снах, странствиях и смерти, те, где он прикасается к мистерии нашего существования, где отражены его духовность и вера. Иногда я чувствую, что это мои мысли, но выраженные в концентрированной форме нашим лучшим поэтом. И его небольшая автобиография, написанная несколько лет назад, — это настоящее сокровище. Она называется «Воспоминания видят меня» и рассказывает о первых 20 годах его жизни.
— Как у вас появилась идея читать его стихи на публике?
— Двадцать лет назад мне довелось читать шведскую поэзию в Париже, в Шведском культурном центре, вместе с нашим выдающимся пианистом Ларсом Хёглундом. Мы решили продолжать такие выступления, и семь лет назад остановились на поэзии Тумаса. Без колебаний, потому что мы оба очень любим то, что он пишет. Через месяц мы подготовили программу, и наша премьера прошла в маленькой деревенской церкви. Потом этим заинтересовался ещё один мой друг, Бьорн Геесон Линд, один из лучших шведских композиторов и флейтистов, и за шесть лет мы втроём объездили много мест, включая Исландию и Фарерские острова.
— Как вы составляете программы для выступлений?
— Я смотрю, какая у меня будет аудитория. Нужен ли мне переводчик, буду ли я читать на шведском, английском, французском или немецком? Нужен ли мне будет актёр или актриса, которые помогали бы мне читать на языке данной страны, как, например, в Москве, Бухаресте или Вильнюсе. Будет ли время для музыки, и надо ли мне брать с собой шведских музыкантов, или организаторы найдут для меня музыкантов на месте? Я также подбираю такие стихи, которые бы имели отношение к литературе, музыке, природе данной страны, или стихи с неким политическим подтекстом между строк, например, «Друзьям за границу». Хотя большинство произведений этого поэта интересны всем, даже стихи о наших северных снежных пейзажах были понятны нигерийцам...
— А какую программу вы собираетесь показать во Львове?
— Во Львове я буду читать на пяти мероприятиях, в один из дней это будет полная программа в Музее истории религии, в одном из бывших помещений католического собора, с органной музыкой, в остальные дни — по нескольку стихов. Выбор поэзии, в основном, тот же, что и в других местах, но он также зависит от того, какие стихи переведёт на украинский язык мой львовский друг Лев Грицюк, с которым я около года общаюсь по поводу переводов.
— Вы сами пытались переводить Транстрёмера?
— Я сделал несколько переводов, и даже изменил несколько слов в других переводах, с согласия Транстрёмера, потому что понял, что они неточно передают смысл. Например, если метафора необычная или слишком «шведская», иностранный переводчик не всегда может уловить её «душу».
— Как повлиял на вас этот поэт?
— Этот скромный интеллигентный человек произвёл на меня большое впечатление. В нашем общении я чувствую его огромную симпатию и доверие ко мне, как к человеку, в чьи руки можно отдать свою поэзию и мысли. Я восхищаюсь его ясностью, гуманностью, вниманием к языку. Его превосходным умением играть со словами и ассоциациями, его ярким и мягким юмором. А также его духовными качествами, связью с Природой, которая неизменна, даже если мы, люди, сбиваемся с пути. И тем, как он своей поэзией может внушить нам чувство благоговения перед фантастической мистерией жизни, нашего существования. И, наконец, его кредо, выраженное в чудесном стихотворении «Романские арки»: мы должны принять себя такими, какие мы есть.
— Как состоялось ваше личное знакомство?
— Я был приглашён к ним домой 7 лет назад, это была фантастическая встреча. У нас сразу случился непосредственный контакт. Меня привели в библиотеку, где у него большой рояль, и он сыграл для меня несколько красивых мелодий. К счастью, я взял с собой видеокамеру и снял его за роялем. Эти короткие фильмы я сейчас показываю на моих выступлениях. Он много рассказывал о музыке и композиторах, в чём ему помогала жена Моника, которая объясняла и интерпретировала. Лучше всего приходить к нему днём, чтобы он мог отдохнуть до и после визита. Я говорил о своих чтениях его стихов в разных местах, передал приветствия и книги от его друзей со всего мира. А семья Транстрёмеров рассказывала мне о местах, где они побывали, и их немало.
— Какой он человек?
— Тумас Транстрёмер очень образованный и начитанный человек, проявляет постоянный интерес к тайнам природы. Много смеётся, когда воодушевлён. Он скромный, очень хороший слушатель. Любит тёмный шоколад, хорошую еду и красное вино. Любит весну...
Более 20 лет назад он перенёс инсульт, после этого у него парализована правая сторона тела, а речь ограничена несколькими словами, такими, как «да» или «нет», «это хорошо» или «это плохо». Несмотря на свои трудности с произношением слов, он стремится быть понятым, с помощью знаков ли, жестов, маленьких рисунков в блокноте или показывая буквы указательным пальцем левой руки. Многое говорят и глаза.
Он не пенсионер, вышедший на покой, нет. Он участвует в литературных семинарах. Пара, живущая вместе около 50 лет, совершает ежедневные прогулки, проводит лето на «его» острове Рунмарё, что в составе Стокгольмского архипелага. На несколько недель они выезжают за рубеж, один из их любимых курортов — на Кипре. Транстрёмеры принимают огромное число гостей в своём доме.
— Он сейчас пишет?
— Он продолжает писать даже после инсульта. В основном короткие стихи, наподобие хайку. Он находит идеи в своих дневниках, цитатах и заметках, и переносит их на бумагу, в чём ему помогает Моника. Он не может писать правой рукой, а левой ему писать довольно трудно.
— А другой творческой деятельностью занимается?
— Он играет на рояле. Каждый раз, когда я прихожу к нему, он идёт к роялю, опираясь на трость, и играет пьесы, написанные специально для левой руки. Некоторые композиции посвящены ему, например, «Транстрёмериана» Мориса Каркофф. Его мягкая, артистичная рука ласкает клавиши, его лицо излучает спокойную сосредоточенность, его глаза блестят. Я так счастлив, что снял его играющим на рояле...
— Как они сейчас живут?
— Они живут в большой квартире на четвёртом этаже дома на южном берегу Стокгольмской гавани, с чудесным видом на воду, где они видят корабли и финские паромы в оживлённом движении. Одна маленькая комната заполнена переводами его работ. И когда мне нужен перевод на какой-либо иностранный язык, который трудно найти в Швеции, они с радостью его предоставляют из своих огромных запасов.
— Каково ваше впечатление об атмосфере их семьи?
— Спокойная, скромная, заботливая атмосфера, интеллектуальная, но не слишком академическая. Мы говорим о его поэзии и музыке в практическом контексте, обсуждаем различные переводы его работ. Я чувствую их теплоту, интерес и щедрость с самого начала нашего знакомства. И когда мы едим, а особенно пьём кофе, — это незабываемые моменты.
— Моника, конечно же, много помогает ему в настоящее время?
— Да, Моника — его правая рука, его переводчик и представитель в большинстве случаев. Так как его запас произносимых слов ограничен, она переводит то, что он хочет выразить, и отвечает на вопросы, если знает ответы из прошлого. Она очень терпеливая женщина, готовая помочь. У неё интуитивный активный диалог со своим мужем, она прекрасно понимает его потребности, заботится о его отдыхе и благополучии. Она отвечает на всю корреспонденцию и даёт всю запрашиваемую информацию. Находит для него книги на полке, ноты той музыки, которую он хочет сыграть, и т. д.
— Кто она по профессии? Работала ли она после того, как они поженились?
— Моника работала медсестрой в системе здравоохранения, и продолжала работать долгое время, уже будучи женой Тумаса.
— Изменилась ли их жизнь после награждения Тумаса Нобелевской премией?
— Да, для него это был период суматохи, они сравнивают его с цунами. Никуда не спрячешься, всё на публике. Как сказала Моника: «Сейчас мы только и ждём, когда объявят следующего Нобелевского лауреата».
— Но вернёмся к вам, Лейф. Чем вам интересна Украина?
— Я был в Украине более 5 лет назад, как член жюри, на большом музыкальном фестивале в Балаклаве. У меня осталось сильное желание приехать снова, встретиться с тёплыми и заботливыми людьми, глубже познать культуру, музыкальность, поэтичность и интересы вашего народа. За эти годы у меня появились очень дорогие мне друзья в вашей стране.
Мне интересна и ваша история, которая связана со Швецией и с тем местом, где я живу. В начале 11-го века королевская дочь Ингигерда вышла замуж за Ярослава Мудрого и стала Ириной Новгородской и Киевской, а позже — святой Анной Киевской, похоронена в прекрасном соборе со своей семьёй. Она родилась в 10 километрах от того места, где я живу. Я написал и поставил пьесу о ней, а также проделал путь по её стопам до Новгорода, но я никогда не был в Киеве, и его я должен однажды посетить. Львов меня также очень привлекает, как город великолепной культуры.
— Что больше всего интересно публике на ваших представлениях, посвящённых Транстрёмеру?
— После них многие люди подходят ко мне и говорят, что они впервые обнаружили, что могут слушать поэзию и понимать её. А потом ими овладевает любопытство, и они сами начинают больше читать. Другие уже знают много стихов, но они получают удовольствие, слушая их, и хотят слушать снова и снова. Многих также волнует соединение поэзии и музыки, которое мы делаем в большинстве случаев. Я тщательно выбираю музыку для каждого чтения, как классические пьесы, так и промежуточные музыкальные вставки.
— А какие стихи публика любит больше всего?
— Те, в которых они идентифицируют себя: свои мечты, свои контакты с природой, свои открытия новой образности, поэтический язык, который они могут сделать своим собственным. И в которых отражена духовность нашего выдающегося лауреата Нобелевской премии 2011 года.
— Лейф, во время ваших чтений вы даёте ключи к пониманию поэзии Транстрёмера, можете дать нам некоторые из них?
— Я пытаюсь давать некоторые подсказки о том, как он использует метафоры, как он оживляет объекты, например, деревья:
И дерево ходит вокруг под дождём,
спешит мимо нас в потоке ненастья.
Ему поручено жизни забрать из дождя,
как делает чёрный дрозд во фруктовом саду.
(из стихотворения «Дерево и небо», перевод А. Прокопьева)
Я рассказываю о том, как он использует поэтику снов, как его поэзия связана с его жизнью, а также о его подлинной любви к Природе:
Рассвет в июне. Рано просыпаться,
но поздно засыпать.
Я выхожу в зелёное пространство,
которое полно воспоминаний.
Они сопровождают меня взглядом,
Но мне не видно их зениц.
Как настоящие хамелеоны,
они слились с листвой на заднем плане,
И близко так, что слышу их дыханье
средь оглушительного пенья птиц.
(«Воспоминания видят меня», перевод Л. Борман)
И моя любимая строка — из стихотворения «Поляна»:
«Посреди леса есть неожиданная поляна, которую может найти только тот, кто заблудился».
Беседовала Светлана Дзюба
Примечание
Лейф Ульссон родился в 1938 г. в г. Мариестад в Западной Швеции. Учился в средней школе в маленьком средневековом городе Скара, в 20 км от того места, где живёт сейчас. Изучал современные языки. Учился в Гётеборгском университете, по специальностям английский язык, французский язык и театр. Сначала его специальностью был английский, позже основным иностранным языком стал французский. Преподавал языки около 35 лет, в том числе на университетском уровне, театральное искусство — около 25 лет. Преподавание прервал, когда возглавил Skara Skolscen (в этом году ей исполнится 50 лет). Живёт на ферме около Гётене между Скарой и Мариестадом. Гётене находится в 10 км от большого озера Вэнерн, исторического места. Ярослав Мудрый нашёл себе жену недалеко от него, в Хюсаби, где проживал её отец Улоф. Там есть известная церковь с башней, ей около 1000 лет, она и сейчас действует. Лейф написал три исторические пьесы об этом месте. Награждён премией «Талант 62» в 1962 году за шоу одного актёра, и «Золотым микрофоном» — в 2010, за чтения поэзии, работу на радио, озвучивание фильмов и т. д.